Герои

В руке у Финри очутилась кружка, которую незаметно поднес слуга Байяза. Какие странные у него глаза: один синий, другой зеленый.

– Уверен, что муж ваш – преданный, честный и усердный, каким и надлежит быть солдату, – вполголоса произнес он без тени угодливости.

На губах его мелькнула улыбка, как будто они обменялись меж собой некой шуткой. Какой именно, так и не ясно: человек успел отойти, чтобы из чайничка долить кружку Байяза. Финри скривилась и, убедившись, что на нее никто не смотрит, выплеснула напиток на стенку.

– …выбор был самым жестоким образом ограничен, – говорил ее отец, – учитывая небывалую поспешность, навязанную Закрытым советом…

Байяз его перебил:

– Поспешность, маршал Крой, это вынужденная необходимость; требование скорее политическое.

Маг с хлюпаньем втянул чай; стояла такая тишина, что слышен был бы не только шорох мыши, но и скачок блохи. Финри ужас как хотелось проникнуть в суть интриги; стоит ли говорить, что она всем видом показывала напряженное внимание – сколько можно пользоваться набившими оскомину приемчиками вроде острословия и пикировки насмешками.

– Когда каменщик возводит стену на склоне и она рушится, он едва ли вправе сетовать, что она простояла бы тысячу лет, если б ему для работы дали ровную землю, – Байяз снова шумно отхлебнул, все в той же напряженной тишине. – Так вот, на войне земля никогда не бывает ровной.

Финри так и подмывало выступить в защиту отца, как будто на спине у нее уселась оса, которую надо, не мешкая, раздавить. Тем не менее приходилось помалкивать. Одно дело задирать Мида, и совсем иное – перечить первому из магов.

– В мои намерения не входит и не входило оправдываться, – сухо заметил отец. – За неудачу я несу всю ответственность, а за потери беру всю вину целиком.

– То, что вы не стремитесь отмежеваться от вины, делает вам честь, но не приносит нам пользы. – Байяз вздохнул, как будто выговаривал нерадивому племяннику. – Но давайте же усвоим уроки, господа. Вчерашние поражения оставим за спиной, а приглядимся лучше к завтрашним победам.

Все дружно закивали, даже отец Финри, словно им никогда не доводилось слышать слов более глубоких и емких. Вот что значит власть. Финри не припоминала, чтобы кто-нибудь был ей так отвратителен и одновременно так нравился, как этот человек.

Сбор войска Черного Доу происходил в круге Героев, около костра, полыхающего жаром и шипящего от дождевых капель. Огнистый свет и провалы тени придают людям сходство с бесами, отчего они иной раз и ведут себя по-бесовски; Зоб такого навидался. Вот они все здесь – Коул Ричи, Бродд Тенвейз, Скейл с Кальдером, Железноголовый, Треснутая Нога, названные рангом поменьше. Самые громкие имена и грозные лица на всем Севере, кто с гор, кто из лесов. Нет только тех, кто воюет за чужую сторону.

Гламе Золотому, судя по виду, досталось нынче не на шутку, кто-то у него на морде, как в кузне, поработал. Левая щека – один сплошной рубец, губы потрескались, на физиономии расцветают синяки всех оттенков. Среди хищных лиц выделялся глумливой улыбкой Железноголовый, который в жизни будто не видал ничего отрадней Гламиного расплющенного носа. Застарелая вражда между этими двумя отравляла и без того унылое настроение, царящее вокруг костра.

Зоб, прихрамывая, подошел к Кальдеру.

– Ты-то какого черта здесь делаешь, старикан? – пробормотал тот.

– Да бог его ведает, – ответил Зоб.

Сунув большой палец за пряжку ремня, он искоса оглядел сидящих.

– Глаза уже не те: это сюда, что ли, говно ронять ходят?

Кальдер хрюкнул.

– Нет, здесь место для поноса словесного. Хотя, если хочешь скинуть портки и уронить кой-чего на башмаки Тенвейзу, я возражать не стану. Тем более они у него как раз нужного цвета.

Вот из пятна тени вокруг трона Скарлинга с ленцой вышел Черный Доу, обгладывая мясо с кости. Шум и болтовня пошли на убыль, а вскоре и вовсе стихли; слышались лишь потрескивание костра да приглушенное пение где-то за пределами круга. Доу доглодал кость и кинул ее в огонь, облизал пальцы. Он пристально всматривался в каждое лицо, проглядывающее из темноты. Тянул паузу. Заставлял ждать. Давал понять, кто на этом бугре главный злодей.

– Ну что, – сказал он наконец, – славно денек отработали?

Поднялся немыслимый шум; вожди стучали рукоятями мечей, гремели о щиты латными рукавицами, о доспехи кулаками. В общий гвалт вносил лепту Скейл, грохая шлемом об исцарапанный нагрудник. Постукивал мечом в ножнах Зоб – со слегка виноватым видом: как-никак, бежал он недостаточно быстро, чтоб обнажить его против врага. Кальдер молчал, цыкая зубом и дожидаясь, когда наконец стихнет победная вакханалия.

– Добрый выдался денек! – осклабился Тенвейз.

– Славный был день, – согласился Ричи.

– Мог быть и лучше, – косясь на Золотого, заметил Железноголовый, – кабы нам удалось перебраться через отмели.

Глаза Гламы недобро зажглись, заходили желваки, но он сдержался и ничего не сказал – может, просто потому, что раскрывать рот ему было больно. Доу поднял меч, ощерясь так, что меж зубов показался острый кончик языка.