Герои 1812 года. От Багратиона и Барклая до Раевского и Милорадовича

Признанием немалых заслуг его в войне со Швецией стало назначение в апреле 1809 года начальником 3-й пехотной дивизии и шефом Черниговского пехотного полка, входившего в ее состав. Дивизия была сформирована в 1806 году и перед Отечественной войной считалась образцовой. Входила в состав 3-го пехотного корпуса 1-й Западной армии.

После разрыва отношений России с Англией Коновницын отвечал за охрану балтийского «побережья от Полангена до Гаапсаля, включая (острова) Эзель и Даго», начальствуя над войсками, стоявшими в данном районе. Он «неустанно заботился об устройстве вверенной ему дивизии и довел ее до истинного совершенства».

Назревало новое столкновение России с Францией. В начале 1812 года император Александр I проинспектировал 1-ю русскую Западную армию. Государь особо выделил «примерное» состояние 3-й пехотной дивизии, наградив ее начальника второй по счету украшенной алмазами табакеркой, но уже со своим портретом. Каждый нижний чин получил в награду по пять рублей, тогда это были большие деньги.

…Отечественная война 1812 года началась для генерал-лейтенанта П.П. Коновницына в должности командира «своей» 3-й пехотной дивизии, входившей в состав армии Барклая-де-Толли. Дивизия состояла из четырех пехотных полков: Муромского, Ревельского, Черниговского и Копорского, двух егерских полков – 20-го и 21-го и имела сильную артиллерию из трех рот: одной батарейной и двух легких. Всего 12 батальонов и 36 полевых орудий.

Как говорится, слава всегда находит своего героя. Дело при Островно (в 20 километрах к западу от Витебска) 14 июля стало первым крупным столкновением Великой армии с русской 1-й Западной армией, вышедшей к Витебску. Здесь ее арьергард (усиленный 4-й пехотный корпус) под командованием генерала А.И. Остермана-Толстого целый день 13-го числа вел тяжелый бой с превосходящими силами преследователей. На следующий день арьергард сменила свежая 3-я пехотная дивизия.

Коновницын разместил свои полки на высотах, покрытых мелколесьем, близ придорожной корчмы (деревни Кукавячино), в восьми верстах от Островно. Были выгодно выбраны позиции для батарей, пехотные колонны расположились скрытно. Перед позицией проходил овраг, а фланги прикрывали, с одной стороны, река Западная Двина и, с другой – густой лес.

У Кукавячина собрались значительные силы, подчиненные генерал-лейтенанту П.П. Коновницыну. Это были: его 3-я пехотная дивизия, Кексгольмский, Перновский и Полоцкий полки 11-й пехотной дивизии, Екатеринбургский полк 23-й пехотной дивизии, полки кавалерии: лейб-гвардии Драгунский и Гусарский, драгунские Ингерманландский, Иркутский, Московский и Нежинский, гусарские Елисаветградские и Сумской, лейб-гвардии конная артиллерия. Всего 8 тысяч штыков и 3 тысячи сабель.

Французская кавалерия утром сбила аванпосты русских, которые отошли к главным силам. Маршал Мюрат и вице-король Итальянский провели ряд атак на фланги противника, но успеха не имели. Им ответили штыковыми контратаками. К месту боя в 15 часов дня подошел с новыми силами сам Бонапарт, о чем начальник 3-й пехотной дивизии почти сразу же узнал от пленных. «Честь сразиться с самим Наполеоном подвинула его на новые усилия».

Теперь французы атаковали по всему фронту. В ходе одной из атак им даже удалось захватить у противника несколько пушек, которые тут же отбил штыками Черниговский пехотный полк. Дивизия Коновницына (ее потери составили 1200 человек) и подчиненные ему войска со всеми батареями, выполнив арьергардную задачу, оставили позицию и ушли по лесной дороге в сторону Витебска. Вскоре они отошли на правый берег реки Лучеса. Французы, сбив русских с позиции, «не приобрели никаких трофеев, кроме поля сражения».

1-я Западная армия беспрепятственно стала отходить дальше к Смоленску на соединение со 2-й Западной армией, которая, маневрируя и уходя от преследователей, не смогла выйти к Витебску на соединение. Дело под Островно обернулось для сторон большими потерями. За день боя 3-я пехотная дивизия недосчиталась в строю 1215 нижних чинов и офицеров.

Коновницын потом напишет: «Его (Наполеона. – А.Ш.) колонны при батареях наших падали мертвыми». О том деле в письме своей жене Анне Ивановне он рассказывал:

«Ну, мой друг, здравствуй! Я жив и здоров…

Я не посрамился перед всеми, был со стрелками впереди, имел противу себя два корпуса и самого Бонопарте, даже его самого видел, сходно с показаниями пленных на маленькой белой лошади без хвоста, от 8 часов утра до 5 часов пополудни с 4-мя полками и двумя баталионами сводными гренадерами, противу, смею сказать, 60 тысяч человек.

Скажу тебе, мой друг, не посрамился, ни ты, ни дети мои за меня не покраснеют, будь, моя жисть, спокойна. Я был столь щастлив, что даже и не ранен. Хотя имею в кругу себя и убитыми, может быть, более тысячи…

Помолись же за все Богу и нашей Богородице и уповай на него. Я целый день держал самого Бонопарте, который хотел обедать в Витебске, но не попал и на ночь, разве что на другой день. Наши дерутся, как львы. Но мы не соединены: Багратион, Платов, Витгенштейн от нас отрезаны…