Герой

– Обыкновенное платье. – Мэри опустила глаза, засмеялась и чуть покраснела.

Миссис Клибборн вновь повернулась к Джеймсу.

– Думаю, для женщины большая ошибка отказывать себе в красивой одежде. Я уже старая, но всегда стремлюсь выходить к людям в самом лучшем виде. Реджи никогда не видел меня в безвкусном платье. Правда, Реджи?

– Любое платье тебе к лицу, любовь моя.

– Ох, Реджи, не говори этого в присутствии Джеймса. Он видит в своей будущей матери старую женщину.

Потом, уже в конце обеда:

– Не засиживайтесь за вином. Я совсем заскучаю, если развлекать меня будет только Мэри.

Миссис Клибборн питала к Мэри теплые чувства, когда та была маленькой девочкой, которую она могла изредка погладить по голове и отослать прочь в случае необходимости. Но Мэри выросла, стала проявлять характер и теперь вызывала у миссис Клибборн только досаду. Имея высокие моральные принципы, Мэри с негодованием отказывалась потакать маленьким хитростям матери. Определив границу между добром и злом, она не нарушала ее и не потворствовала желаниям миссис Клибборн. Мать же видела в этом непослушание, граничащее с преступлением. Дело дошло до того, что Мэри дерзко осудила театр, обожаемый матерью. Миссис Клибборн чувствовала, что дочь видит ее насквозь, разгадывает все маленькие уловки и хитрости, особенно если мать намеревается что-то сделать исподтишка. Удручало миссис Клибборн и то, что Мэри не унаследовала ее приятной внешности, и стареющая тщеславная красавица нисколько не сомневалась, что дочь злорадствует, подмечая каждую новую морщинку, появляющуюся на ее лице. При этом миссис Клибборн немного боялась дочери. Такую кротость и такой добрый нрав сокрушить нелегко, и, нанося удар, она старалась не только уязвить гордую душу, но и приободрить себя.

Когда дамы удалились, полковник протянул Джеймсу отвратительную сигару.

– А теперь угощу тебя отменным портвейном.

Он аккуратно, стараясь не пролить ни капли, наполнил стакан и с гордостью протянул Джеймсу. Тот помнил историю Мэри о докторе и, пригубив портвейн, в душе согласился с ним. Не приходилось удивляться, что этот портвейн не шел на пользу больным.

– Отличное вино, не правда ли? – продолжал полковник Клибборн. – Оно хранится у меня в погребе не один год. – Он покачал стакан, чтобы насладиться ароматом. – Я получил его от моего давнего друга, герцога Сент-Олфертского. «Реджи, мой мальчик, тебе нужен хороший портвейн?» – спросил он. «Хороший портвейн, Билл? – воскликнул я. Я всегда звал его Билл, знаешь ли, а его имя – Уильям. – Кто же отказывается от хорошего портвейна, Билли, старина!» «Что ж, – ответил герцог, – у меня есть портвейн, который я могу тебе предложить».

– Так он торговал вином? – поинтересовался Джеймс.

– Торговал вином! Мой дорогой друг, он герцог Сент-Олфертский. И купил винный погреб у одного австрийского дворянина. Так что портвейна у него было хоть залейся.

– И это его портвейн? – Джеймс разглядывал мутную жидкость на просвет.

Потом полковник вытянул ноги и заговорил о войне. У Джеймса война сидела в печенках, и он попытался сменить тему, но полковник Клибборн непременно хотел рассказать участнику войны, как, по его мнению, ее следовало вести. И Джеймсу, изумленному и возмущенному, пришлось смириться и выслушать поток глупейших рассуждений. Джеймс не мог взять в толк, как человек, проведя всю жизнь на службе, не знает основных принципов ведения боевых действий. Но, уже научившись придерживать язык, он не прервал полковника. Наградой его терпению стал бородатый анекдот, который вспомнил старый кавалерист. За анекдотом последовали истории, уже лет тридцать переходившие из гарнизона в гарнизон. От историй полковник плавно перешел к своим любовным похождениям времен далекой юности. Полковник, вероятно, пользовался необычайным успехом у женщин: он знал все о забытых балеринах семидесятых и с чувством пересказывал скабрезные сплетни тех лет.

– Ах, мой мальчик, в мое время мы погуляли на славу. Скажу тебе без ложной скромности: до свадьбы я не пропускал ни одной юбки.

Когда они вернулись в гостиную, миссис Клибборн встретила их томной улыбкой и усадила Джеймса рядом с собой на диване. Через несколько минут полковник – это вошло у него в привычку – закрыл глаза, его подбородок упал на грудь, и он погрузился в сон.

Миссис Клибборн повернулась к Мэри.

– Принеси мои очки, дорогая, – промурлыкала она. – Они в моей корзинке с вязаньем или на столе в комнате для завтрака. Если ты не найдешь их там, они, возможно, в кабинете твоего отца. Я хочу прочитать Джейми письмо.

– Я поищу их, мама.

Мэри ушла, и миссис Клибборн положила руку на плечо Джеймса.

– Я не нравлюсь тебе, Джейми?

– Напротив!

– Боюсь, твоя мать не благоволит ко мне.

– Ну что вы!

– Женщины никогда не любили меня. Не знаю почему. Мне же ничего не удается поделать с тем, что я… не простушка. Такой создал меня Господь.

Джеймс подумал, что в данном случае Всевышний – и совершенно неожиданно – показал, что знает, как пользоваться румянами и пудрой.

– Признаться, я делала все, чтобы помешать твоей помолвке с Мэри.