Герой

Со всего поселения к навесу стягивались дети. Взмокшие, усталые, выжатые до последней капли, но старательно изображающие бодрую походку и выжимающие из себя улыбки. Впрочем, стоило им увидеть меня, как в их глазах появлялись искры любопытства и какого-то ожидания. Словно я пообещал им показать что-то интересное, и вот настало время для представления. Какими бы ни были местные правила, смотреть в упор на человека тут считалось нормой, хотя во внешнем мире за подобную бесцеремонность простолюдина могли и высечь.

Правый Двенадцать, не шевеля губами, еле слышно сказал:

— Берегись своей ветви.

И отошёл с друзьями в сторону. Он не хотел быть замешанным. Вот только во что?

Под навесом уже не было женщин. Возле котлов с готовой едой стояли парни лет двадцати, судя по лицам не из второй ветви. Дети подходили со своими мисками, и большим черпаком им наливали похлёбку. Всё выглядело довольно мирно и напоминало обстановку в Черном районе.

— Сегодня всех кормим даром! — объявил один из старших, с длинным чёрным хвостом, завязанным на затылке.

В секте все ходили с короткими волосами, лишь Второй был длинноволосым. Я думал, что это привилегия патриархов.

— Только новеньким нужно заплатить налог.

Новеньким! Почему же во множественном числе?

Все взгляды тут же переместились на меня.

— И велик ли налог? — спросил я, уже жалея, что не поел нормально в доме Второго.

— Хмм, вообще, хорошо бы за все года, проведённые снаружи, внести. Сколько там получится? Тысячи три Ки? Четыре? Десять? Но на первый раз достаточно будет и двадцати Ки.

Я оглянулся. Вот, значит, к чему относилось их ожидание. Двадцать Ки. Это совсем немного, для меня и вовсе крохи, вот только если я заплачу, как низко я скачусь в их глазах?

— А если я отдам больше?

Парень с хвостом рассмеялся.

— Можно и больше!

Тогда я подошёл к нему, поднял руку и врезал по нему парализующим заклинанием, подождал, пока парень не свалился на землю, и сказал:

— Тут было больше, чем двадцать Ки. Надеюсь, тебе хватит на первое время.

Взял черпак, налил себе похлёбку и отошёл в сторону, чтобы поесть. Проголодался я к тому времени изрядно. Не успел я подхватить палочками первый кусочек, как ко мне подбежал пятилетний мальчик с оттопыренными ушами.

— А чем ты его ударил?

— Молнией.

— А он умер?

— Не должен. Скоро сможет подняться.

— Тогда тебе лучше спрятаться. Это турнирщик из девятой ветви. Он будет очень зол.

Я проследил взглядом за убегающим мальчиком, он добрался до Правого Двенадцать и пересказал ему разговор. Двенадцать поймал мой взгляд и хитро усмехнулся. Тогда я быстро-быстро закинул в рот кусочки овощей и мяса, выпил бульон, убрал миску обратно в мешок и приготовился к следующему вызову. Турнирщика из девятой я не опасался: даже когда он сможет двигаться, его мышцы будут подёргиваться и время от времени отказывать, так что сегодня он точно не опасен.

Когда длинноволосый очнулся и, припадая на ноги, сумел уползти в дом, остальные решили отложить мою проверку на ночь.

После ужина я снова встретился с Двенадцать и его друзьями, кроме того, к ним присоединились ребята и из других ветвей, почти все в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет. Им было любопытно послушать о мире снаружи не из уроков, на которых их готовили к охоте, а от очевидца.

Как пояснил Двенадцать, старшие пересказывали лишь необходимые вещи, говорили о деньгах и возможности обменять Ки на монеты, кратко объясняли концепцию семьи, поясняли, как отличить чиновника от обычного горожанина и как нужно ему кланяться, как отвечать на вопросы.

Я начал рассказ с первых воспоминаний в Цай Хонг Ши, и уже это вызвало множество вопросов у мальчишек, ведь я жил без отца, меня воспитывала мать, которая самостоятельно умудрялась зарабатывать на жизнь.

— Женщина не может вырастить нормального сына. Она ведь тебя не била? — удивлялся Двенадцать.

— Не била, не ругала. Только слишком сильно оберегала из-за моего низкого таланта, боялась, что я израсходую много Ки и не смогу её восстановить.

— Они вечно трясутся над мелюзгой. Зато когда мальчуганы попадают в наш дом, то скоро начинают относиться к женщинам так же, как и мы.

— Как?

— Ну как… как и полагается.

— Как?

— Ты же видел их. Они глупые, беспомощные, трусливые.

Остальные тоже стали объяснять мне, бестолковому, что такое женщины.

— Только и могут, что лежать под мужчиной и рожать без конца.

— Не могут сражаться, не могут использовать магию, кроме как вливать в огненный камень.

— Они как говорящий скот.

Я выслушал их, а потом сказал:

— Мне вот интересно, что было бы, если бы сюда пришли люди из другой страны, схватили бы вас, врезали заклинанием подчинения, прогнали через всю страну и поселили бы вас в загоне. За каждое неподчинение вас бы били плетьми, за каждое заклинание выжимали бы Ки, за каждое слово втыкали носом в грязь. Относились бы к вам как к говорящему скоту, заставляли делать самую грязную работу. Как быстро вы бы превратились в этот самый скот?

— Да никогда! — завопили мальчишки. — Мы бы дрались до последней капли крови! Мы бы лучше умерли.