Герои

— Никто не говорит об этой войне, — бормочет он, пытаясь сфокусировать глаза, и, наконец, он фокусирует их на мне, и в них проявляется ясность. — Все говорят о новом законопроекте, о льготах для ветеранов, о поступлении в институт, о женитьбе, о работе полицейских или пожарников, но не о войне…

Я кладу свою руку ему на плечо, чтобы поддержать его, иначе его грузное тело угрожает рухнуть под стену, и это выглядит смешно, потому что он тяжелее меня, по крайней мере, фунтов на пятьдесят.

Он поднимает голову в ночное небо и взывает:

— Я хочу говорить о моей войне, — кричит он. — И, кстати, о твоей тоже, Френсис, о нашей войне. О войне, о которой никто не хочет говорить…

— И что эта война? — спрашиваю я из необходимости хоть что-то сказать, ответить его полному горечи голосу, но при этом ничего не ожидая в ответ.

— Страшная война, — говорит он, закрыв глаза. — Боже, но как же мне было страшно, Френсис. Я наложил в штаны. Однажды, во время перебежки под открытым огнем, я так испугался, что обосрался. Пули рвутся у меня под ногами, поднимая пыль… — открыв глаза, он спрашивает: — А тебе разве не было страшно?

Я вспоминаю деревню, продвижение нашего взвода и Эдди Ричардса, который говорил: «И что вообще мы здесь делаем?», и запах его диареи.

— Всем было страшно, — отвечаю я.

— Герои! — насмехается он, в его голосе острота и ожесточение, все признаки опьянения куда-то исчезают. — Мы не были героями из книги Старого Стренглера, Френсис, а лишь мальчишками из Френчтауна. Испуганными и тоскующими по дому до судорог в животе и рвоты. И никакого пафоса, что был в газетных статьях или в кинохронике. Мы не были героями. Мы лишь там были…

Закрыв глаза, он снова наваливается на стену, как будто сказанные им слова высосали из него все силы.

В конце переулка вырисовываются чьи-то тени. Я всматриваюсь и вижу силуэты Арманда и Джо.

— Бедный Артур, — бормочет Арманд, взяв его под руку и легко коснувшись его лица. Из ноздрей Артура вожжой текут сопли, а его губы что-то лопочут на выдохе.

«Все мы бедные», — думаю я, наблюдая, как они вдвоем неизвестно куда волокут Артура Ривьера. Холодный ветер гудит между зданиями и поспешно тащит меня обратно, в дом миссис Беландер.

---------

Лэрри ЛаСейл был одним из первых во Френчтауне, завербовавшихся в вооруженные силы. Он объявил свое намерение в понедельник сразу через несколько часов после обращения к народу президента Рузвельта по радио о том, что после нападения японской авиации на остров Перл-Харбор политические отношения между Японией и Соединенными Штатами перешли в состояние войны. Патриотическая лихорадка, смешанная с гневом на подлое нападение в Тихом океане, вихрем пронеслась по улицам Френчтауна и, если верить радио и газетам, то и по всей стране. Вербовочные пункты тут же наполнились мужчинами и женщинами, решившими бороться за свободу Америки.

Лэрри ЛаСейл предстал перед нами в тот день во Врик-Центре. Его знаменитой улыбки кинозвезды уже не было, вместо нее на его лице было мрачное мужественное намерение мстить. «Мы не можем позволить японцам избежать возмездия», — сказал он гневно. И мы никогда еще не видели в его в глазах такого зловещего блеска и были готовы поприветствовать аплодисментами его заявление, но он поднял руку. «Не стоит, ребята. Я буду делать лишь то, что и миллионы других».

Акция Лэрри стала для нас началом военного времени во Френчтауне. У многих отцы и братья вступили в ряды вооруженных сил. Ежедневно в центральном парке Монумента собирались люди, чтобы попрощаться с теми, кто садился в автобусы, уходящие в Форт Дельта, откуда они направлялись в сухопутные силы, в военную авиацию, или садились на поезд, который вез их в Бостон на базу подготовки морских пехотинцев и моряков.

Фабрики Френчтауна перешли на круглосуточный график работы. Они начали производить товары для фронта. «Мы не производим оружие и бомбы», — как-то вечером за ужином сказал дядя Луи. — «Но наши люди нуждаются в повседневных вещах, таких как расчески, зубные щетки, кнопки, ножи и вилки — все, что необходимо для жизни даже на военной службе».

Я слышал, что «Монумент-Комб-Шоп», где работал дядя Луи, производил секретные материалы в особом фабричном цеху. Он поднес к губам скрюченный палец: «Ш-ш…»- сказал он. Волнение пробрало меня насквозь: «…военные тайны Френчтауна! Надо быть бдительным и остерегаться шпионов!»

С вербовкой Лэрри ЛаСейла Врик-Центр закрылся, как теперь все говорили, очень надолго. Дети Френчтауна стали болтаться во дворе школы Прихода Святого Джуда или перед «Аптекой Лурье». За короткое время с улиц Френчтауна исчезла молодежь. На каждой воскресной мессе, Отец Балтазар выходил на кафедру и после прочтения проповеди молился за то, чтобы Господь хранил всех тех, кто ушел на войну. В военную униформу также стали одеваться и женщины. Их называли «WAWES» и «SPARS», и они шагали по улицам, гордясь тем, что они уже не были магазинными или фабричными девчонками.