Герой !

- Мы не можем! - закричал Белый. - Просто не можем. Ты же знаешь! Мы не хотим, чтобы нас убивали, мы верим, что ты сделаешь это, но мы обязаны хранить верность улью. Ты должен это понимать.

Он понимал. Он все это всегда понимал.

- Дурацкие, дефективные артефакты! Радж, сколько раз мне придется предавать тебя? Желтый, самый молодой, громко шмыгнул носом. Вытерся рукавом, но даже не взглянул на других в поисках распоряжений. Он ногой не шевельнет, если это может повредить улью. Ваун двинул ружьем.

- Считаю до трех и сжигаю вам ноги. Один! - Он знал, что на их месте он бы набросился на счет "два".

- Два!

Они набросились. Пещера озарилась зеленым светом. Времени на замысловатые ранения не было, и Джайенткиллер не скальпель, он не создан для использования в маленьких помещениях. Ваун сжег врагов дотла. Взрывом его отшвырнуло на пол, обожгло лицо, засыпало камнями, кусками паленого мяса и подливкой, по ушам будто ударили деревянными молотками.

Хотелось кричать и вылезти вон из кожи. Вауну необходимо было проблеваться, прокашляться, пролежать и проплакать целый год; но им двигало неистовое желание закрыть тоннель прежде, чем придет еще кто-нибудь. Нельзя убивать еще братьев.

Клинок был едва в сознании, его оглушило камнем, его собственная кровь текла по невообразимому супу, которым были залиты все трое. Они вдвоем с Фейрн кое-как выволокли его, спотыкаясь и пошатываясь, наружу. Остатки дверной портьеры еще тлели, пол был усыпан мусором, теперь в любую секунду братья могут хлынуть из тоннеля, как шершни. Ваун мог бы сдерживать их тут вечно, но нельзя.

Где-то в глубине сознания он понимал, как это нелогично, ведь он собирался в этот же день уничтожить улей, но это было другое. Убивать скопом намного легче, чем когда ты видишь конкретных людей.

Ночь была прохладна, земля блестела изморозью в жутковатом голубом свете Ангела. Но на востоке светало.

Раны на лице Вауна саднили, он, похоже, опять подвернул колено. Ребра болели, будто бы его отдубасили, и звенело в ушах.

- Нужно передохнуть, Ваун! - простонала Фейрн.

- Нет. Еще слишком близко.

- Я в порядке, - проговорил Клинок, еле волоча ноги по камням.

Фейрн рухнула, Клинок упал на нее сверху, а на Клинка чуть не шлепнулся Ваун. Пасть тоннеля была еще слишком близка, чтобы чувствовать себя в безопасности, но это сделать было необходимо, поскольку оттуда в любую минуту могло хлынуть Братство. Жаль, что у него был только Джайенткиллер, не самое лучшее оружие для камня.

Девушка попыталась подняться, он ей не дал и рявкнул:

- Закрой уши!

Клинок издал какие-то звуки, и Фейрн обняла его. Ваун опустился на колено у подходящего валуна. Дрожащими, липкими пальцами он установил Джайенткиллер на подставку и шлепнулся на ледяные камни, чтобы прицелиться. Он сделал трехcекундную задержку и вывел максимальную мощность. Откатился, спрятал голову за валун и выкрикнул последнее предупреждение.

Максимум мощности Джайенткиллера - это крупная катастрофа. Он действительно подумал, что в этот раз убил себя. Камни посыпались градом. Он услышал запах горелых волос, а потрогав скальп, понял, в чем дело. В ушах звенело, с ребрами стало еще хуже, чем раньше... Ваун попытался подняться и со стоном упал.

Он отвоевал короткую передышку. Нет сомнений, что через этот тоннель уже никто не сможет пройти. Он надеялся, что никто и не будет пытаться. Нет сомнений, что где-то есть другие выходы, ни малейших сомнений, но теперь Вауну хоть не нужно торчать здесь, держать братьев на мушке и отстреливать их, марширующих навстречу смерти, словно тысячи Аббатов. Вот чего он боялся.

Он, трясясь, поднялся на ноги, встала и Фейрн. Она потеряла большую часть волос, на лбу у нее краснел ожог второй степени. Остальная часть лица выглядела так, будто бы по ней несколько раз ударили; одежда была изорвана, а кое-где обуглилась.

Небо светлело. Ваун замерз и не мог унять дрожь. Клинок стоял на коленях еще одно кошмарное пугало из ожогов и крови, остатки формы повисли лохмотьями.

Судя по тому, как Клинок держал руку, у него была сломана ключица. Сможет ли даже Клинок вести торч одной рукой?

Тройка трупов, но все же способных передвигаться. Ваун выплюнул изо рта грязь и сказал:

- Пошли.

Единственная пронзительная точка голубого света, Ангел, стоит высоко на севере. Прямо по курсу рассвет золотит склоны холмов; беглецы отбрасывают тени, пробираясь по каменистой почве. Воздух тих и жаляще холоден.

Вауна сжирает невыносимая злоба. Это больнее, чем раны, потому что тело одеревенело - настолько замерзло, что он даже не дрожит. Он уже не чувствует камней под тонкими подошвами, не чувствует боли от ожогов; только ребра болят.

Бессмысленная смерть братьев изводит его.