Герои античных стадионов

Почти в безвыходном положении оказались свободные ремесленники-греки, которым трудно было выдержать конкуренцию со стороны тысяч и тысяч рабов (преимущественно пленных, захваченных в военных походах): эллинским мастерам приходилось работать значительно интенсивней, чем раньше. У них почти не оставалось времени для гимнастических упражнений, не говоря уже о регулярных тренировках.

Дешевый рабский труд порождает разделение труда, узкую специализацию ремесленников. В немалой степени коснулось это и античного спорта: могучие, но ограниченные профессионалы, сменившие на стадионах гармонично развитых любителей-универсалов, выступают преимущественно в каком-либо одном виде состязаний. И эта «феноменальная специализация» вызывала порой весьма отрицательные последствия…

Особенно неприглядный характер приобретают состязания во время македонского и римского господства.

Греция утратила самостоятельность. И хотя снижение патриотического и воспитательного значения игр ненамного уменьшило интерес к ним со стороны зрителей, такие состязания никак не способствовали процветанию спорта в благородном, истинном значении этого слова.

Весьма характерный штрих подметил Б. Ривкин: «О том, как сильно изменяется внешний вид атлетов-профессионалов, говорят рисунки на вазах. Достаточно сравнить кулачных бойцов на амфоре Клеофрада (около 500 года до н. э.), тела которых развиты пропорционально и гармонично, с грубыми и грузными фигурами атлетов на панафинейской амфоре IV века до н. э.»[14].

Да, нигде профессионализм не приносил столько горьких плодов, как в тяжелоатлетических видах античной агонистики. Кулачные бойцы теряли человеческий облик не только внутренне, но и внешне. И понятна горькая ирония все того же Лукиллия, который обращался со словами упрека к атлету Стратофону и его партнерам:

Хоть Одиссей двадцать лет добирался к порогу родному,
Узнан немедленно был Аргосом — преданным псом.
Ты ж, Стратофон, за пять лет, что в кулачных боях подвизался,
Так искажен, что себя в зеркале б сам не узнал[15]

.

Следует заметить, что кулачный бой уже в древности среди людей разумных имел гораздо меньше приверженцев, нежели другие виды античного спорта. Доказательство этому — кулачный боец Эпей, выведенный в «Илиаде» Гомера. Все герои и атлеты описаны «отцом поэтов» с явным сочувствием, а порой и с восхищением. И лишь Эпей не вызывает симпатий автора.

Этот тип атлета — полная противоположность универсальным многоборцам — Одиссею, Нестору и Ахиллу. В совершенстве он владеет лишь сокрушительным кулачным ударом и весьма этим гордится.

Уже в самом начале состязаний Эпей показан как неудержимый хвастун. После призыва Ахилла, пообещавшего в награду победителю мула, а занявшему второе место — кубок,

…быстро восстал человек и огромный, и мощный
Славный кулачный боец, Панопеева отрасль, Эпеос.
Мула рукой жиловатой за гриву схватил и кричал он:
«Выступи тот, кто намерен кубок унесть двоедонный,
Мула ж, надеюсь я, не отвяжет никто из ахеян,
В битве кулачной, победной, горжуся, боец я здесь первый.

(XXIII, 664–669)

Далее Эпей хвастается тем, что уж никак не могло вызвать сочувствия даже в те времена жестоких межплеменных битв (а речь-то идет о соплеменнике). Обратясь к товарищам, уже заранее предвкушая победу, он кричит:

Что же до битвы, объявляю при всех и исполнено будет:
Плоть до костей прошибу я и кости врагу изломаю.
Пусть за моим супротивником все попечители выйдут,
Чтобы из битвы унесть укрощенного силой моею.

(XXIII, 672–675)

Тут же, однако, читатель узнает, что не всегда Эпей столь храбр и дерзок. В тоне «первого кулачного бойца» слышны и досада, и явная зависть, когда он тут же нехотя признает:

Будет того, что меж вами я воин не лучший, что делать:
Смертному в каждом деянии быть невозможно отличным.

(XXIII, 670–671)

Хотя в кулачном поединке Эпей одерживает победу, как атлет он показан Гомером в самом неприглядном свете. Ограниченный, неловкий силач знает лишь одно: кулачный бой. Когда же дело касается иных видов состязаний, он терпит поражение.

Вот герои начинают соревноваться в метании огромного железного диска: