Жители Варшавы еще в середине июля почувствовали быстрое приближение фронта. Через город на запад тянулись бесконечным потоком тяжелые грузовики с награбленным имуществом, с востока же двигались колонны сильно потрепанных частей и подразделений вермахта. Поляки горячо обсуждали, будут ли немцы защищать город или оставят его без боя. Многие склонялись к последнему. Очевидно, даже сами немцы, служащие в оккупационных учреждениях и работавшие на разных предприятиях, не знали, каковы намерения гитлеровских генералов. В начале двадцатых чисел их охватила паника. Многие учреждения уже подготовились к эвакуации. Фолькс - и рейхсдейче <Немцы/>, родившиеся за границей и в самой Германии> спешно покидали город. 24 и 25 июля немецкие магазины не открылись, служащие коммунальных и хозяйственных учреждений не вышли на работу, почта и телеграф бездействовали. Казалось, у стен Варшавы вот-вот появятся советские танки. Осмелевшие поляки открыто грозили кулаками вслед убегающим немцам. Чтобы как-то прекратить панику, в Варшаву вынужден был приехать сам начальник гитлеровского генерального штаба Гудериан. 26 июля губернатор Варшавы Фишер издал приказ, в котором категорически опровергались слухи о возможной сдаче немцами Варшавы и высказывалось предположение, что сейчас, как и 1920 году, произойдет чудо на Висле и Красная Армия снова откатится на восток. Приказ угрожал всем нарушителям порядка суровыми карами.
Действительно, паника прекратилась. Снова открылись учреждения, начали работать предприятия. Отряды, охраняющие важные в военном отношении объекты, получили значительные подкрепления. Словно желая показать, что немцы не собираются сдавать город без боя, гитлеровцы многие стратегические пункты в городе обнесли колючей проволокой, строили укрепления. Через город перебрасывались на восток свежие войска, в том числе танковые дивизии. Хотя где-то далеко на востоке гремели артиллерийские залпы, по всему было видно, немцам удалось отразить наступление. В этой ситуации кое-кто из кругов, связанных с эмигрантским правительством в Лондоне, стал настойчиво призывать к восстанию. По городу ходили слухи, будто Красная Армия подготовилась внезапным ударом с севера и юга захватить Варшаву, чтобы вместо правительства Миколайчика поставить у власти недавно созданный Польский комитет национального освобождения. 27 июля командование Армии Крайовой отдало приказ о приведении всех своих частей и подразделений в боевую готовность. На следующий день уже весь город говорил, что восстание начнется в пять часов вечера.
- С тех пор, если верить слухам, срок начала восстания переносился чуть ли не пять раз. Вчера вечером один мой знакомый адвокат божился, что восстание начнется сегодня в пять часов вечера, - закончил свой рассказ о политическом положении в городе Ярослав Козловский.
- Как вы относитесь к этим слухам? - спросил Турханов.
- Скептически, - ответил собеседник. - Хотя нам кое-что известно о плане "Буря", а он предусматривает такое восстание, не думаю, что на это решатся...
- Почему?
- Потому что для успеха восстания мало одной ненависти к врагу и желания скорее изгнать его из города.
Нужны еще специфические военно-политические условия, которые, на наш взгляд, далеко еще не назрели. Думать, что можно победить немцев без непосредственной помощи Красной Армии и Войска Польского, было бы глупо. А армии Рокоссовского и Берлинга еще далеко от Варшавы, и когда они дойдут, неизвестно. Кроме того, всякий, кто мало-мальски знаком с военным искусством, знает, что восстание должно начаться совершенно неожиданно для врага. А о какой неожиданности, внезапности может идти речь, когда весь город вот уже пятый день только и делает, что говорит о восстании?
- Вы упомянули о плане "Буря". Скажите, в чем его сущность? - спросил полковник.