Герои без вести не пропадают

- Смотря что понимать под словом "наши", - ответил чех. - Если ты имеешь в виду словаков, радоваться не приходится. Фюрер вам не доверяет, почему вы и прозябаете на тыловой службе, где железного креста не заработаешь. Если же ты говоришь о немцах... Немцы одерживают победу за победой.

- Но они отступили под Курском, сдали Киев, сняли блокаду с Ленинграда, - возразил бородач.

- Ты что, не читаешь сводки верховного командования сухопутных войск? То, что ты называешь отступлением, фактически является стратегическим отходом с целью выпрямить линию фронта. Все засмеялись.

- А ликвидация Корсунь-Шевченковского котла - тоже стратегический отход? - не сдавался бородач. - Сколько там полёгло наших, сколько тысяч сдалось в плен?

- А ты что хочешь? Отходом называю не я, а немец кое командование. Фюрер приказал выпрямить линию фронта, вот они и выпрямили.

Словаки опять рассмеялись.

- Ты думаешь, что Левобережную "Украину мы оставили тоже по приказанию фюрера? - опять спросил бородатый.

- А как же? Без ведома фюрера ничего не делается на этом свете. Например, за то, что упустили беглецов, вас завтра или послезавтра всех повесят. Думаешь, это произойдет без ведома фюрера?

- Ничего я не думаю, - отвернулся солдат.

- Ах, простите, я и забыл: за вас ведь думает фюрер, зачем же самим ломать голову? К тому же погибнете вы не за какого-то там продажного пастора <Марионеточный/>Словакии Тисо был католическим священником>, а за великую Германию, - издевался Яничек.

Турханов, видя, что эта беседа ничем не грозит Яничеку, что никакой опасности пока нет, пошел вдоль железнодорожного состава. Из вагонов доносился шепот, а в одном даже пели. Мелодия песни показалась знакомой, и полковник подошел к вагону вплотную. Каково же было его удивление, когда он услышал старинную чувашскую песню! Значит, среди военнопленных есть и его земляки! Где-то далеко-далеко, в лесистом краю Среднего Поволжья, они оставили своих родителей, любимых подруг, братьев и сестер, деток ненаглядных и теперь спрашивают у пролетающего над ними белокрылого лебедя, не видал ли он их - отца, брата, мать и жену. И лебедь отвечает, что отец и брат погибли на войне, а матери и жене приходится пахать поле. Когда, мол, он пролетал над ними, они просили передать сыну и мужу в далеком краю, чтобы скорее разгромили врага и с победой возвратились домой. "Как же нам победить врага, когда руки и ноги у нас в кандалах?" - пел хор. "Будьте смелее! отвечал им лебедь. - Рвите цепи, а из железа и стали выкуйте себе мечи..."

В голосах поющих слышалось рыдание.

"Да, да! - прошептал Турханов, отходя от вагона. - Плен - это не только несчастье, но и позор. Позор смывается кровью, пролитой в борьбе. Мы вам поможем обрести свободу, вложим в ваши руки острые мечи, а вы идите и громите врага. Только тогда вам простят родные и близкие, простит Родина..."

Из вагона вышли Кальтенберг и Майоров. Надпоручик приказал конвойным открыть все вагоны, высадить военнопленных прямо в поле и построить их в колонны по сто человек. Словаки быстро выполнили приказание. Напротив вагонов выстроились четыре колонны. В первых трех было ровно по сто человек, в последней немного больше.

- Мы поедем вперед, а вы покажите конвоирам дорогу, - сказал Конрад Турханову.

Машина тронулась бесшумно, увозя Кальтенберга и Майорова. Майоров был пьян, еле держался на ногах. Его усадили, вернее, уложили на заднее сиденье, и он тут же захрапел. Турханов повел колонну военнопленных по знакомой дороге к заброшенному хутору, где их поджидали переодетые партизаны. Там же был и Яничек.

- Начальники наши так наклюкались, что не могут даже выговорить "мама", - сообщил Зденек конвоирам. - Всех пленных закройте в эти два сенных сарая. До утра их будут охранять солдаты нашего полковника, а вы иди те в дом ужинать. Там для вас накрыт стол. Есть сало, колбаса, бимбера <Бимбера/> самогон.> Ешьте, пейте, но не напивайтесь, - добавил он.

Но его слова не прозвучали как запрещение - скорее, это был намек на то, что они не хуже своих офицеров и, если подвернется удобный случай, могут пить сколько угодно. Те это так и поняли. Загнав большинство военнопленных в большой, а последнюю колонну в маленький сараи, словаки передали охрану "солдатам полковника" и вслед за чехом пошли пировать. Яничек привел их в мрачную комнату с ободранными обоями, служившую когда-то гостиной. Она освещалась тремя лампадками, которые поляки обычно зажигают на могилах родных и близких. Хотя свет и был тусклый, солдаты быстро разглядели на столе аппетитные яства. Особенно привлекло их внимание ведро с мутноватой жидкостью, откуда исходил специфический запах самогона. Зденек налил всем по кружке.

- Ну, дорогие мои сограждане по бывшей Чехословацкой республике, обратился он к словакам, - за что будем пить - за вашего президента или начнем прямо с фюрера?

- Нам все равно, - лишь бы кружка не была пустой, - ответил за всех один из унтер-офицеров.