— Слушай, Алим, как ты думаешь: не лучше ли нам говорить по-татарски? — спросил полковник.
Конечно, лучше, — обрадовался Мурзаев. — Ты татарский знаешь?
Знаю, — по-татарски ответил полковник. — Теперь можешь идти.
Еще один вопрос. Можно стать твоим ординарцем?
Об этом поговорим позже, а теперь иди. Когда понадобишься, позову.
Ну, ты наконец свободен? — спросила Ева, когда за Алимом захлопнулась дверь. — Отдохни хоть немного.
Некогда, Ева. Надо просмотреть вот эти документы, — открывая портфель и показывая бумаги, проговорил полковник.
Боже мой, сколько их! Неужели все надо прочесть?
Решительно все. Некоторые даже по два или потри раза.
Вот наказание! Скажи, у вас, в Красной Армии, все офицеры так заняты?
— Да. Свободного времени почти не бывает. Поэтому никогда не выходи замуж за офицера, — пошутил Турханов.
Ева ничего не ответила, повернулась на другой бок, притихла.
Турханов начал знакомиться с документами. Чего тут только не было! Топографические карты Люблинского воеводства с прилегающими районами СССР, на которых разноцветными карандашами были отмечены строящиеся объекты оборонительных линий, сметы строительства, чистые и заполненные бланки отчетности по произведенным работам, письма и телеграммы — всего и не перечислишь. Турханова особенно заинтересовала одна телеграмма. Некто Эрдман, обергруппенфюрер СС, сообщал штандартенфюреру СС Вернеру о том, что, по просьбе генерального директора ТОДТ <ТОДТ — военно-строительная организация>, начальник управления лагерей военнопленных распорядился дополнительно выделить в его распоряжение 10 тысяч работоспособных советских военнопленных для использования их на строительстве оборонительных сооружений в районе Хрубешув. После окончания работ оставшиеся в живых военнопленные подлежали уничтожению «в целях сохранения военной тайны», как было сказано в телеграмме. Далее сообщалось, что первый эшелон военнопленных в количестве 700 человек прибудет на железнодорожную станцию «X» 12.4.44 г. в 22.00, куда следует выслать уполномоченного. К телеграмме была приколота доверенность на имя инженер-полковника Грюгера, которому поручались прием и доставка к месту работы указанных военнопленных.
— Вот оно что, — догадался полковник. — Значит, захваченный нами инженер-полковник ехал за военнопленными. А что, если... Что, если подменить его кем-нибудь из наших. Скажем, Кальтенбергом? Пусть он примет военнопленных и приведет их в лес, а мы обезоружим конвой. Остается только выяснить, что это за железнодорожная станция «X». Это мы спросим у Грюгера».
Турханов скинул кожаное пальто, накрыл им Еву и вышел из блиндажа.
Пленного немца допрашивали в одной из очищенных от мусора и пыли землянок. У входа стоял вооруженный часовой.
— Вызовите Соколова! — приказал полковник.
Часовой вошел в землянку и тут же вышел вместе с лейтенантом.
Ну что у вас?
Ничего, — вздохнул Соколов. — Молчит, словно в рот воды набрал. Мы к нему и так и эдак, и с лаской и с угрозой. А. когда стало совсем невтерпеж, даже отвесили пару оплеух. Не помогает. Уж не знаем, что и делать.
Били зря, — твердо сказал Турханов. — Когда допрашиваете, ни в коем случае нельзя выходить из себя. Враг заговорит, если только надеется, остаться в живых.
Товарищ полковник, поговорите с ним сами, — попросил лейтенант.
Хорошо. Но сначала ответьте мне на один вопрос: можем мы доверить Кальтенбергу самостоятельное задание?
Можем, товарищ полковник. Любое задание. Я ему верю, как самому себе.
Турханов коротко изложил свой план освобождения военнопленных. Соколов пришел в восторг.
— Вот это дело! — воскликнул он. — Ради того, чтоб спасти стольких людей, не грех и погибнуть... Конрад, конечно, согласится. А какую роль вы отведете мне в этой операции?
— Одну из самых важных, конечно. Впрочем, роли распределим позже, а пока покажите мне немца.
Появление человека в форме советского полковника произвело на Грюгера ошеломляющее впечатление. До сих пор он считал, что находится в руках кучки военнопленных, какие бродят повсюду в польских лесах. При этом он понимал, что спасения для него нет. «Чем меньше отряд, чем дальше он от регулярных войск, тем больше в нем беззакония, — думал он. — Мне остается одно — умереть с достоинством».
Теперь в нем зашевелилась надежда. Поэтому он довольно бодро вскочил с места, приветствуя равного по званию.
Садитесь! — сказал Турханов. — Говорите по-русски?
Очень плохо.
Тогда будем говорить по-немецки. Мне доложили, что вы не желаете отвечать на вопросы моих офицеров. Правда это?
Сначала позвольте мне задать вам один вопрос.
Я вас слушаю.
Что вы со мной сделаете? Только отвечайте честно.
— Это целиком и полностью зависит от вас.
— Не понимаю.
— В вашем портфеле мы обнаружили много документов, касающихся планов немецкого командования относительно летней кампании-этого года. Они требуют пояснений. Если вы согласитесь дать их, я обещаю сохранить вам жизнь.
Каким образом? Не будете же вы меня возить с собой до конца войны?
Я переправлю вас через линию фронта.
Как? — удивился Грюгер.
Так же, как я сам переправился сюда.