Бунт подавлен,– доложил он. – Зачинщик убит. За открытое неповиновение расстреляны десять хефтлингов, а двадцать смутьянов посажены в карцер.
Наши не пострадали? – спросил шеф.
Убиты три эсэсмана и один надзиратель. Два эсэсмана в тяжелом состоянии доставлены в ближайший госпиталь.
Более подробно а событиях этого утра доложил старший следователь Швайцер, который явился к шефу за дежурным.
Кто начал бунт? – спросил Иммерман.
Хефтлинг под номером 78950. Арестован на границе протектората и ночью доставлен сюда. При аресте на звался Еремеевым, а теперь установили настоящую фамилию. Это бывший заключенный концлагеря Маутхаузен Елфимов.
Елфимов? – встревожился шеф гестапо. – Не был ли он из концлагеря направлен на работу?
Так точно. Полгода тому назад он был направлен на химзавод. Чем он занимался там и каким образом по пал в протекторат, пока не установлено. Его только что опознал один из хефтлингов, который в концлагере отбывал наказание вместе с ним.
«Это он! – мысленно воскликнул обрадованный Иммерман. – Наконец–то умолк навеки. Но он больше недели находился на свободе. Не успел ли за это время разболтать наши тайны?»
Я знал его,– сказал он вслух. – Случай помог нам избавиться еще от одного опаснейшего преступника. Но пока он находился в бегах, мог разболтать кое–какие тайны о нашей работе. Надо установить его связи и всех, кто с ним встречался за это время, задержать и доставить к нам. Я лично допрошу их.
Могу обрадовать вас, герр штандартенфюрер. Он мог поговорить с тремя лицами. Все они находятся под стражей.
Что это за люди?
Супруги Махач, у которых скрывался и был арестован Елфимов, и хефтлинг 78901, вместе с которым он провел эту ночь в одной камере,– доложил Швайцер.
С Турхановым? – насторожился шеф. – Кто их поместил в одну камеру?
Елфимова доставили к нам ночью. Дежурный, приняв его за обыкновенного беглеца, распорядился поместить в одну камеру с Турхановым, так как там имелось свободное место.
Иммерман насупился. «Опять этот Турханов,– раздраженно подумал он. – Надо проверить, случайно оказались они вместе или кто–то нарочно подстроил все это».
Вот что, дорогой мой Швайцер,– сказал он после минутного раздумья. – Все, что удастся вам узнать о Елфимове, докладывайте мне немедленно. Распорядитесь, что бы супругов Махач сегодня же доставили к нам. А Турхановым займусь сам. Кстати, как идет расследование по его делу?
Ждем ответов на наши запросы. Сам пока ведет себя спокойно. Я тоже до получения ответов на запросы решил не тревожить его, а продолжал изучать материалы дела. Знаете, герр штандартенфюрер, уж очень много не ясного, загадочного в биографии этого человека.
А именно?
Свои сомнения я изложил в специальной справке. Вот она,– сказал старший следователь, выложив на стол несколько листов, исписанных на пишущей машинке.
Оставьте здесь. Я просмотрю их в свободное время, а пока пришлите ко мне надзирателей, доставивших Елфимова в камеру к Турханову и выводивших его оттуда утром.
Этим делом занимался Барбаросса один...
Хотя ни сам шеф гестапо, ни его ближайшие помощники никогда не отличались доверчивостью, Барбаросса пользовался у них полным доверием. «К сожалению, даже самый преданный человек может споткнуться, упасть. Барбаросса тоже, если и не по злому умыслу, то по неосторожности или по недомыслию, может выболтать то, что услышал от Елфимова. Правда, этого еще можно избежать, если своевременно предупредить его об ответственности. Но как быть с Турхановым? Его ведь не предупредишь? Если он успел узнать о наших тайнах, то остается только одно средство заставить его молчать: как можно скорее отправить его туда, где царит вечное молчание»,– усмехнулся Иммерман.
Расскажите мне все, что известно вам о хефтлинге 78950? – задал он первый вопрос, когда привели к нему надзирателя.
Ночью меня вызвали в дежурку. Когда я пришел туда, четыре эсэсмана держали здоровенного мужчину за руки и за ноги, а пятый бил его по голове резиновой дубинкой.
За что?
Не знаю. В мои обязанности не входит расспрашивать о подобных делах. Сами эсэсманы ничего не говорили.
А тот, которого они избивали?
Он только мычал подобно быку, которого собираются зарезать. Когда он лишился сознания, дежурный приказал мне и эсэсовцам отнести его в камеру номер семьдесят пять. Как всегда в таких случаях, я своим ключом отпер дверь этой камеры, а эсэсманы бросили его на пол. После чего я запер дверь, и все мы разошлись по своим местам.
В семьдесят пятой камере больше никого не было? – попытался схитрить шеф.
Но Барбароссу трудно было сбить с юлку.
Там спал хефтлинг 78901.
Он проснулся?
Не могу знать. Во всяком случае при нас он даже не пошевельнулся. После того как я запер дверь, на всякий случай заглянул в глазок. В это время 78950 медленно поднялся на ноги, подошел к свободной койке, разделся и лег в постель. После этого я спокойно ушел к себе в надзирательскую комнату.
– Больше до утра не заходили в эту камеру?
Заходить не заходил, но во время обходов дважды заглядывал в глазок.
И что же?
– Оба лежали в таком же положении и молчали.