Герои битвы за Крым

Согласимся, такой факт действительно требует объяснения. Первое, что приходит на ум: на войне, как и в жизни вообще, далеко не всегда отмечают по заслугам. Например, звания героя не были удостоены некоторые снайперы, чей личный счет был значительно большим, чем у названных выше мастеров меткого огня, в том числе Павличенко: М. И. Сурков — 702 уничтоженных врага, В. Ш. Квачантирадзе — 534, И. М. Сидоренко — 500, И. Н. Кульбертинов — 489, М. И. Буденков — 437 и др.

Задержку с присвоением Павличенко звания героя можно отнести и на довольно забюрократизированный порядок представления к наградам, когда в порядке вещей было издание указа даже о посмертном награждении через много месяцев после момента подвига. К слову, намек на это содержится и в книге воспоминаний Людмилы Михайловны. Как и на ее прямой, открытый характер, смелость, с которой резала в глаза начальству «правду-матку», что тоже не способствовало ускоренному представлению к заслуженной награде. Причина может корениться в особенностях обыденного сознания большинства людей. Счет Павличенко вырос так быстро, что удостоить ее «скромной» награды было уже нонсенсом, а представить к награде весомой, вроде ордена Ленина, командование не решалось, ждало, когда этот счет станет еще более весомым, чтобы действовать уже, так сказать, наверняка. А когда бои за Севастополь вступили в решающую фазу, было уже, прямо скажем, не до награждений. Возможно, такие объяснения могут показаться не очень серьезными, но история войны буквально напичкана похожими примерами несоответствия действий командиров разных степеней требованиям руководящих документов и даже формальной логике.

Невозможно согласиться с утверждением «критика», что «судя по всему, были серьезные сомнения в правдивости боевого счета Павличенко, например, в отношении ее успехов в борьбе с вражескими снайперами». И будто бы только после того, как Людмилу после излечения направили из Новороссийска в Москву, Главное политуправление Красной армии (цитируем), «имея далеко идущие пропагандистские планы, стало активно „работать“ с новоиспеченной кандидаткой в героини». О каких сомнениях командования в правдивости боевого счета Павличенко можно говорить, если ее показатели назывались публично, в центральной прессе не после, а еще в ходе обороны Севастополя (например, в упомянутой ранее статье в «Известиях» от 17 мая 1942 г. за подписью дивизионного комиссара И. Ф. Чухнова)? Как можно называть «новоиспеченной кандидаткой в героини» человека, опять-таки публично признанного героиней ее командирами и сослуживцами по обороне Одессы и Севастополя, человека, в честь которого задолго до пресловутого вызова в ГлавПУ слагали стихи известные всей стране поэты?

И уж совсем недостойно выглядят досужие рассуждения «критика» относительно того, что образ Павличенко должен был в советской пропаганде заменить «изрядно потускневший», по его выражению, образ мученицы Зои Космодемьянской. Это такая, извините, дичь, что и комментария не требуется.

Можно отчасти согласиться с тем, что методики подсчета успехов снайперов (как, впрочем, и истребителей танков, летчиков-истребителей и др.) грешили многими недостатками, а подчас имели место и приписки. Но в каждом конкретном случае обвинений нужны железные доказательства. Попытки же бросать упрек в адрес Павличенко ли, других ли участников войны, не имея на то веских оснований, а лишь опираясь на обывательские рассуждения, никакому даже самому правдолюбивому исследователю лавров не принесут.

Алексей Яковлевич Лещенко