Герои былых времен [HL]

Толстый тюремщик по имени Паск, стороживший вход, лениво выполз им навстречу. Он был очень недоволен. Конечно, спать на посту не положено — а кто сказал, что он спит? Ну прилег ненадолго, погреться… Какая, в конце концов, разница: сидишь ты под дверью или лежишь? Главное, чтобы служба шла.

Придерживая на плечах ватное одеяло, он выглянул в смотровое окошко:

— Что за шум?! Кого на ночь глядя демоны несут?

— Отворяй, говорю! Вот привел вам…

Стражник коленом толкнул внутрь арестованную, следом ввалился сам, топая сапогами и громыхая оружием. С плаща его хлынули на пол потоки воды, сразу набежала лужа. «А мне вытирать!» — подумал Паск с неприязнью.

— Не достучишься до вас! — зло прошипел стражник, стаскивая капюшон.

Он был молод, красив и нагл, да еще и к роду человеческому не принадлежал. Паск таких терпеть не мог! Держался он подчеркнуто надменно: дескать, мы вам не чета, вы нам не ровня… А если разобраться, чем уж таким городская стража лучше тюремной? Можно подумать, великие господа! Нос-то кверху, а перед дворцовой, к примеру, стражей небось и сами шапку ломают… «А мы тут, может, и не на виду, зато еды вдоволь и в тепле всегда, в бурю по улицам не шляемся, будто псы бездомные, — думал Паск. — А этот хоть и строит из себя начальника, а сам тощий, бледный и кровь под носом — больной, что ли?»

— Ну чего замечтался? — прикрикнул стражник. — Принимай бабу-то! Мне спешить надо!

Толстяк окинул арестованную оценивающим взглядом, подумал злорадно: «Опять же за девками далеко ходить не надо!» — а затем спросил подчеркнуто неторопливо, почесываясь и потягиваясь, всем своим видом демонстрируя: а нам спешить некуда!

— Кто такая будет?

— Тебе что за дело? Прислали — принимай! — огрызнулся конвоир. Но потом все-таки ответил: — Воровка она. Скотину заговаривает и уводит со двора. На пять лет ее к вам определили.

Паск скривился — только ведьмы на ночь глядя не хватало! Ведьм он не любил, с ними хлопотно и боязно — ну как выкинет что-нибудь колдовское?! Но делать-то нечего. Темница — она для всех предусмотрена: и для простых, и для ведьм тоже.

— Бумагу на нее давай, — велел он со вздохом.

— Держи! — откликнулся стражник бодро. Сунул руку за пазуху… и вдруг изменился в лице. Долго шарил по карманам, щупал подкладку плаща — не завалилась ли? — бумаги не было!.

— Забыл! — охнул он. — Или потерял! — И напустился на ведьму: — Эй, ты, постылая! Признавайся, ты у меня бумагу заколдовала?! Ты?! Правду говори, не то хуже будет!

Ведьма лишь презрительно передернула плечами и промолчала.

— Вот ведь зараза! — Конвоир с досады пнул ее ногой. И обратился к Паску, но теперь от его былой наглости и следа не осталось: — Слушай! Будь другом, прими ее пока так! Ну не волочь же мне ее через весь город назад по темноте. Ведьма же! Не ровен час, сбежит… А я только в караульную сгоняю, за новой бумагой. Мигом обернусь!

Ах каким сладким был миг расплаты! Паск вальяжно развалился на табурете, вытянул ноги, сыто заулыбался, машинально поглаживая пухлой рукой круглое брюшко:

— Ну-у не знаю, не знаю… Как же я ее приму, без бумаги-то? Не положено! Ведьма, да еще без бумаги! Не-эт! А ну как начальство с проверкой заявится? Кто тут, скажут, без всякого права, задарма казенный хлеб жрет? И кто, скажут, это безобразие допустил?.. У нас, знаешь, темница хорошая, тут всякий рад пристроиться…

— Да ты на улицу выгляни! — нетерпеливо прервал его проситель. — Там ужас что творится! Начальство твое и носа из дому не высунет! А я через час с бумагой тут буду! Ну! Соглашайся! А я в долгу не останусь! Вот!

На стол перед охранником легла симпатичная желтенькая, тяжеленькая монетка. Паск такие очень любил… Но продолжал упрямиться:

— А как я ее в казенное переодену без бумаги? Кастелян наш не даст! Нет, не даст! Он казенное добро бережет строго!

— Пусть часок в своем собственном посидит, что за беда?

— А ну как вшей натрусит?

— Нет у нее вшей, она же ведьма!

— А ежели проверка…

— Да говорят тебе, там хозяин собаку не выгонит…

— А ну как…

Дело решила еще одна золотая монета. Стражник убежал за документом, а толстый тюремщик по имени Паск отвел ведьму в общую женскую камеру: «Вот вам, девки, пополнение!»

А после полуночи у баб поднялся страшенный визг.

— Ай-ай! — голосили они. — Ай, упырица! Упырица! Упырицу привели! Да что же такое делается, твари добрые?! Упырицу к живым посадили! Ай, заест она нас! Совсем заест! Ой! Ай!! И-и-и-и!!!

— Ах, так-растак!!! — неслось из соседних камер, тех, что для мужиков. — Баб наших убивают, душегубы! А-а-а! Ломай двери!!! Бей их!!!

Темница поднялась.

Забегали, засуетились охранники, не зная, за что хвататься: унимать разбушевавшихся мужиков, спасать баб от невесть откуда взявшейся нежити (о вольности своей Паск сослуживцев, понятно, не известил) или спасаться самим — а кому охота повстречать среди ночи упыря, тем более что под рукой даже кола подходящего нет, темница только на живых рассчитана!

Все-таки нашлись несколько смельчаков, что, позабыв осторожность и все тюремные правила, распахнули двери к бабам: «Ну что у вас тут творится?!»