Слово «возбуждающее» действовало на Венис как красная тряпка на быка. Она ненавидела это слово, ненавидела читать его, ненавидела слышать, ненавидела, когда его использовали применительно к ней. И еще больше она ненавидела этого… субъекта, полагающего, что она посчитает омерзительные и неестественные вкусовые пристрастия Ринго Клементса в каком-то отношении «возбуждающими». Нет, с нее довольно.
— Благодарю вас за помощь, — с холодной учтивостью поблагодарила Венис и, бросившись к выходу, добавила: — Всего доброго. Возбуждающее, конечно! — со слезами негодования на глазах глухо проворчала она и, выбежав из двери, наткнулась прямо на твердую, как скала, мужскую грудь.
От довольно сильного удара мужчина громко выдохнул воздух, а она потеряла равновесие и отлетела на дорогу. В течение секунды она пыталась удержаться на ногах, но потом зацепилась каблуком за подол и упала. Она приземлилась прямо в пыль, ее модный турнюр смялся, а огромная элегантная шляпа сползла на глаза, лишив возможности видеть.
— Проклятие! — выругалась Венис.
В следующее мгновение кто-то подхватил ее под мышки и, подняв без всяких усилий, поставил на ноги. Тот же «кто-то» осторожно поднял поля ее шляпы и сердито посмотрел ей в глаза. Ноубл Маккэнихи — кто же еще?
— Вы сильно ударились? — с беспокойством спросил он.
— Я не ударилась. — Прищурившись, она взглянула в его золотистые глаза, с настороженностью ожидая, что он снова начнет словесную баталию, которую они затеяли прошлой ночью, но он этого не сделал.
— Тогда почему вы плачете? — строго спросил он.
— Я не плачу, — с удивлением ответила Венис. — Я… Я злюсь!
Он выдохнул, и Венис сочла это признаком облегчения. Она поняла, что не ошибается — он все еще беспокоился о ней, несмотря на все прошедшие годы. Эта мысль наполнила ее неожиданным удовольствием.
Почти таким же удовольствием, как от ощущения его пальцев, твердых и сильных, все еще легко державших ее за плечи.
— Мог бы и сам догадаться, — заметил Ноубл. — Даже в детстве вы никогда не плакали, когда ушибались, вы плакали только тогда, когда не могли сделать по-своему.
— С этим я покончила много лет назад. — Она надменно подняла бровь.
— Несомненно. — Он усмехнулся, и, казалось, даже его глаза засмеялись.
Венис почти забыла эту улыбку, приглашавшую человека — нет, приглашавшую именно ее — присоединиться.
Улыбка была такой заразительной, что устоять было невозможно, и Венис тоже улыбнулась:
— Хорошо, возможно, я время от времени все еще веду себя по-прежнему.
Улыбнувшись еще шире, Ноубл отпустил ее руки и через долю секунды принялся отряхивать пыль с ее рукавов.
— Итак, Венис, почему вы злитесь? — Спокойно отряхнув рукава ее платья, он снял шляпу с ее головы и сдул пыль. — Рассказывайте.
— Все дело в этом городе, — ответила Венис. — Я хочу помочь здешним жителям, но ничего не смогу сделать для них, если все упорно будут держать меня в темноте.
— Не уверен, что понял.
— Никто не хочет сказать мне, где дядя Милтон держит свои бухгалтерские книги, счета и все такое прочее.
— Быть может, они не знают?
— Не знают? — скептически повторила она. — Ноубл, грубо говоря, три четверти населения привозит сюда товары по скоростной дороге. У кого-то где-то должны быть счета хотя бы за какие-то из этих перевозок.
— А-а.
— Как долго, по их мнению, я буду сидеть и ждать бухгалтерские документы Фонда? Или они думают, что мне просто надоест и я уеду?
— Возможно, — протянул Ноубл и, надев на нее шляпу, отступил назад, секунду хмуро смотрел на нее, а потом сдвинул под другим углом.
— Но знаете, что меня возмущает больше всего? — Подбоченившись, Венис притопнула ногой.
— Я бы сказал, это нечто большее чем просто возмущение.
— Вы правы. Знаете, что больше всего злит меня? Что эти люди считают меня круглой дурой и думают, что я просто уеду, если они не станут помогать мне. Если бы я на самом деле хотела получить ответы, то все, что мне нужно было бы сделать, — это послать одну телеграмму в контору скоростной дороги в Денвере, и в тот же день поезда перестали бы ходить.
Ноубл опустился перед Венис на колени и, поймав ее топающую ногу, начал ловко завязывать развязавшиеся шнурки.
— Напоминает обычную тактику Лейландов, — уже суше заметил он.
— Это не моя тактика, Ноубл, — тихо сказала Венис. Ее гнев потерял силу, когда она увидела, как солнце отражается от его склоненной головы, и ощутила покалывание там, где большие руки Ноубла сквозь шелк касались ее кожи над башмаком.
— Нет? — тихо спросил Ноубл. Он закончил завязывать шнурок башмака, и его пальцы на короткое мгновение задержались на ноге Венис. Прикосновение было так похоже на ласку, что у нее перехватило дыхание. Ноубл, должно быть, почувствовал это и, не вставая с колен, поднял голову и посмотрел вверх, на Венис. Густые блестящие волосы закрывали почти все его лицо, так что Венис были видны только глаза, потемневшие и внимательные. Прозвучало что-то похожее на приглушенное проклятие, и Ноубл поднялся. — Знаете, — сказал он, — я не живу в Сэлвидже. Я просто периодически проезжаю через него.