Герой: эволюция, или Как мы стали теми, кто мы есть

Тут стоит спросить: а что все это время делали неандертальцы? Имелся ли и у них развитый язык? Почти наверняка. Их мозг был больше, чем у нас. Очевидные инженерные преимущества их поселений трудно объяснить, не предположив наличия у них развернутого общения. Итак, они тоже, как и мы, подходили к критическому периоду, обладая мозгом, речью и способностью строить стратегии в реальных условиях. Но сочиняли ли они еще и истории? Или же они оказались чересчур рациональны, чтобы одобрять придуманные истории о несуществующих людях? Может быть, они просто не были способны на такой радикальный скачок в мышлении? Возможно, у них не хватило нейронных связей? Разумеется, мы никогда не узнаем наверняка, но стоит отметить, что через некоторое время после того, как льды и холода усилили хватку, неандертальцы перестали существовать. Наша собственная популяция тоже стремительно сокращалась, но их численность падала быстрее, и в конце концов они просто вымерли. Теперь конец их линии лишь смутно виднеется где-то вдалеке, примерно наравне с женщиной, стоящей на 1800-м месте перед моей прабабкой.

Возможно, трех факторов оказалось недостаточно. Возможно, именно фантазия оказалась необходимым четвертым пунктом. Все, что мы знаем наверняка, — это что во всей Европе лишь около двух тысяч мужчин и двух тысяч женщин сумели выбраться с той стороны критического периода. Все они были абсолютно безумны. И как нам известно, поскольку мы переняли от них эти качества, все они были вооружены свирепой волей к жизни и огромной любовью к историям.

Человеческое население Европы…

Человеческое население Европы восстанавливало свои силы на протяжении многих поколений, пока женщина, стоявшая, скажем, на 500-м месте перед моей прабабкой, не обнаружила себя в относительно стабильной обстановке. Некоторые обстоятельства ее жизни претерпели незначительные изменения в сравнении с жизнью ее предшественниц. Люди реже охотились на больших животных и чаще на маленьких, росло мастерство изготовления инструментов и оружия из очень мелких камней — микролитов. Собирательство было более широко распространено и более разнообразно. Вероятно, она жила на берегу океана или реки, где имелось множество самой разной еды. Хотя она этого и не знала (а если бы и знала, ей наверняка было бы все равно), но к этому времени она уже жила в периоде, который археологи будущего назовут мезолитом, то есть средним каменным веком (от греч. mesos — «середина» и lithos — «камень»). Это был короткий интервал длиной в 10 тысяч лет до того, как все поменялось снова. Жизнь в ту пору была проста, незатейлива и вполне комфортна.

Место, где она жила, имело лишь один серьезный недостаток. Далеко к северу от нее, вне поля ее зрения (и уж конечно, за пределами ее мезолитического понимания), продолжали таять пласты льда в милю толщиной, отчего уровень моря понемногу поднимался. Возможно, она жила в плодородной долине рядом с быстрой речкой, в которой было полно рыбы, в рощах водилась дичь, по диким пастбищам бродили стада травоядных животных, было сколько угодно ягод и корешков. Все это было отлично, за исключением одного момента: сейчас эта долина находится на дне Северного моря. Может быть, лишь 50-я по счету из ее потомков заметила, что что-то не так. Ей пришлось перебраться немного выше по своей долине. Потом еще выше.

Совершенно случайно выбранное ею направление оказалось западным. На запад продолжала перемещаться и ее дочь, а за ней внучка и правнучка и так далее, пока, наконец, женщина, стоящая на 400-м месте перед моей прабабкой, не добралась до земли, в очертаниях которой мы могли бы смутно опознать современную Британию.

Она взяла с собой все, что унаследовала от тех двух тысяч пар, которые пережили ледниковый период, плюс все то, чему научились последующие четыре сотни поколений, передав эти знания ей. У нее имелся развитый мозг, сложная речь, умение строить стратегии в реальных условиях, свирепая воля к жизни — и огромная любовь к историям.

Историям нужны действующие лица…