Этому предшествовали следующие события. Еще весною Советское правительство вынуждено было под напором германских войск эвакуировать наиболее денное имущество на Волгу и за нее, в глубь страны. Туда же были направлены и уцелевшие авиационные части и школы. Но после восстания чехословаков все имущество авиационных школ оказалось у Колчака.
Красная Армия была в то время настолько малочисленна, что еле сдерживала натиск немцев и белых с юга. Поэтому пришлось во время уже начавшейся гражданской войны искать, организовывать, учить и воспитывать новые воинские части и наспех отправлять их в бой. В таком же положении находилась и авиация, так что только что сформированная Иваном Ульяновичем Павловым 1-я Советская боевая авиагруппа была, по существу, единственной способной к боевым действиям.
В конце июля Иван Ульянович получил предписание срочно отправиться вместе со своей группой на станцию Свияжск, и к 15 августа авиагруппа в полном составе прибыла к месту назначения. Немедленно была начата выгрузка, сборка и опробование самолетов.
Ивану Ульяновичу очень хотелось нанести белым «визит» раньше, чем их разведка узнает о прибытии советской авиагруппы в Свияжск, и вскоре одиннадцать самолетов группы были приведены в полную боевую готовность. В это же время группе были приданы еще три самолета 23-го авиаотряда.
Около трех часов дня 16 августа группа в полном составе вылетела бомбить военные объекты белых в Казани. Павлов понимал, конечно, что не нанесет этой бомбежкой большого материального ущерба, но моральное значение ее должно быть весьма значительным, вызвать в стане белых панику.
Бомбометание прошло успешно, но по возвращении на свой аэродром Иван Ульянович недосчитался одного самолета. В группе нашелся-таки предатель — летчик Ефремов. Пока другие бомбили, он незаметно отвалил в сторону и опустился на аэродроме белых…
А дальше пошли боевые будни. Летчики ежедневно совершали по два-три вылета с бомбометанием и пулеметным обстрелом с воздуха, которые наводили панику на белогвардейский гарнизон Казани. Одновременно разведывали окружающую территорию, устанавливали связь с отдельными войсковыми частями Красной Армии, летали, невзирая ни на какие условия погоды, за исключением лишь густого тумана.
За неимением специальных вымпелов для сбрасывания донесений брали тяжелую гайку или болт, привязывали к ним ленту белой материи длиною два-три метра, к гайке же привязывали донесение. Такой «вымпел» и сбрасывали метров с двухсот, когда найденная воинская часть подавала сигнал с земли.
Иногда требовалось передавать те или иные сведения или приказания устно. Для этого выделялись наиболее опытные летчики, способные безошибочно ориентироваться и сажать самолет на случайных маленьких площадках. Надо ли говорить, что большинство самых сложных заданий Иван Ульянович брался выполнять сам… Отличались и летчики Феликс Ингаунис, Георгий Сапожников, Владимир Сатунин, Евгений Гвайта.
Получали летчики и более сложные и опасные задания по связи с тылом противника. Так, летчик Сатунин трижды высаживал в тылу у белых наших агентов.
Но, к разочарованию многих летчиков, в их работе не было одного — воздушных боев! Если до прибытия авиагруппы в Свияжск белые нет-нет да появлялись над советскими войсками, то теперь, боясь встречи в воздухе с красными летчиками, совершенно прекратили полеты, причем не только над нашей территорией, но даже в своем собственном тылу.
Во время налетов на Казань советских летчиков интенсивно обстреливала установленная на одной из барж белогвардейская зенитная пушка. Решено было заставить ее замолчать, но как? Через работавшую в тылу белых Ларису Рейснер удалось узнать, что у белых осталось к этой пушке около полутораста снарядов. Тогда Иван Ульянович сказал своему другу и ближайшему помощнику Феликсу Антоновичу Ингаунису:
— Феликс, давай выстреляем у беляков поскорее весь запас снарядов, а то, чего доброго, вдруг кого-нибудь из наших подобьют!
Ингаунис сразу согласился.
Решили вылететь вместе и кружиться над пушкой минут по 30–40 на высоте около 1 500 метров. И вот оба летчика, презирая опасность, стали вызывать на себя ожесточенный огонь зенитки. Вскоре замысел Ивана Ульяновича оправдался: после пяти или шести таких вылетов зенитка замолчала. Снаряды к ней иссякли!.. Но одним из последних снарядов эта зенитка все-таки сбила самолет, но только… не наш, а свой. У белых появился какой-то летчик, воспылавший желанием подраться с нашими. Когда Павлов и Ингаунис кружили над пушкой, он взлетел на таком же, как у наших, «ньюпоре». Зенитчики за дальностью не различили, что у него на крыльях не звезды, а трехцветные круги, открыли стрельбу и на этот раз попали!
Незадолго до взятия Казани Красной Армией случилось так, что Ивану Ульяновичу пришлось на несколько часов превратиться в пехотинца.