Герои Гражданской войны

Потребовалось гневное и честное слово XX съезда, чтобы воззвать к новой жизни тысячи имен замечательных советских командиров и военачальников, отвести им в истории нашей Родины место, достойное их высоких и славных дел.

В жестоких сражениях у Минска и Смоленска, под стенами неприступной Москвы, на берегах Волги и Дона, под Кантемировкой и Житомиром, близ Ясс и у озера Балатон, в огненном кольце вокруг Берлина, на крутых отрогах Большого Хингана и в долинах Маньчжурии — повсюду, повсюду, где сражались советские бронетанковые войска, где гремели орудия наших танковых армад и скрежетал металл поверженной вражеской техники, незримо присутствовал красный командир-броневик Калиновский.

Своими боевыми делами в огненную годину гражданской войны, своим вкладом в создание бронетанковых сил Союза он заслужил право на вечную и благодарную память нашего народа и его армии.

ГЕОРГИЙ МИРОНОВ

ДМИТРИЙ ЖЛОБА

В раскрытые окна домика, где разместился штаб 18-й кавдивизии, врывалась весна. Ветка мимозы весело шелестела под ярким солнцем, нависая над подоконником. Начдив-18 Дмитрий Жлоба подошел к окну. Дотронулся рукой до пушистых комочков. Губы дрогнули улыбкой.

«Цвети, — удовлетворенно подумал начдив. — Пока отцветешь, и мир добудем».

Он еще раз перечитал письмо Серго Орджоникидзе.

«Вам надлежит под своим личным руководством форсированным маршем двигаться на Батум и занять его, — писал Серго. — Какие бы ни были препятствия, их надо преодолеть и в три дня быть в Батуме. Батум большой город, и там нужен Ваш такт и уменье. В городе надо организовать ревком, самому стать начальником гарнизона и взять в первые дни политическое руководство в свои руки.

С мусульманским населением в пути следования быть в высшей степени корректным и предупредительным, с турецкими войсками, как с союзными. Согласно достигнутого соглашения на Московской русско-турецкой конференции — Батум, Ахалцих и Ахалкалаки остаются за Советской Грузией.

Жду телеграмму из Батума. Привет 18-й кавдивизии и тов. Андрееву. Крепко целую тебя.

Орджоникидзе».

Да, Годердзский перевал — крепкий орешек. Начдив подошел к столу, задумался. Недаром меньшевистские вояки предпочли плен переходу через этот перевал.

А сейчас его бойцам предстояло перейти Годердзский перевал во что бы то ни стало. Начдив перебирал в памяти события последних месяцев, сделавшие переход неотложным в самое неблагоприятное время года.

К началу 1921 года в Грузии сложилась очень трудная обстановка. Желая угодить зарубежным хозяевам из Антанты, грузинское меньшевистское правительство обрушилось на Коммунистическую партию, вынудив ее уйти в подполье.

В начале февраля в Бочалинском уезде вспыхнуло народное восстание, которое быстро перебросилось в другие районы Грузии. 16 февраля для руководства восстанием был образован ревком Грузии. Он обратился к Советскому правительству за помощью. По приказу Ленина войска Красной Армии, стоявшие у границ Грузии, перешли в наступление против меньшевистских войск и после ожесточенных боев 25 февраля заняли Тифлис, преследуя разгромленную армию меньшевиков, отступавшую на Кутаиси Батум.

Видя безнадежность сопротивления, правительство Ноя Жордания пошло на гнусное предательство грузинского народа. Надеясь спровоцировать войну между Советской Россией и Турцией, оно передало Турции весь Аджаристан. Надо было предупредить трагические события и как можно быстрее занять Батум, опередив турок, которые еще не успели подтянуть туда главные силы.

«И опередим!» — начдив поднялся из-за стола, распахнул дверь в коридор.

— Как только вернутся разведчики — немедленно доложите, — приказал он дежурному по штабу. Легкой, чуть вразвалочку походкой кавалериста прошелся по комнате. Чуткое ухо начдива уловило какой-то подозрительный шорох… Осторожно, на цыпочках он двинулся к окну. Два горячих черных глаза обожгли его и скрылись. Жлоба выглянул в сад. Под мимозой на корточках сидел оборванный мальчонка лет одиннадцати. Чумазый, в фуражке с красным околышем, без козырька, он с жадным любопытством смотрел на начдива.

— Ты, хлопчик, откуда?

— А ты Жлоба?

— Ну, Жлоба.

— Врешь!

— Ну, не веришь, так что ж тогда балакать. — И начдив, притворяясь обиженным, отошел от окна.

— А где-ж твои ордена и шабля?! — вызывающе крикнул мальчонка, заглядывая в комнату.

— А я по будням, брат, орденов не ношу. Что ж до шашки… — Начдив подошел к стене, снял шашку с золотым эфесом. — Так вот она. Читай, что на ней написано.

— Не, я читать не можу, — сокрушенно протянул мальчишка. — Ты сам.

— Ну что ж, — согласился начдив, — можно: «Товарищу Жлобе за храбрость и отвагу в борьбе с мировой контрреволюцией».

Несколько минут спустя мальчонка уже сидел за столом, уминал хлеб с колбасой и, обжигаясь, глотал чай, щедро подслащенный сахаром.

Начдив сидел напротив, на диване, и задумчиво смотрел на раскрасневшееся личико мальчонки.