Герои и злодеи (СИ)

Так, как Рамси немного придя в себя, уже начал сходить с ума от безделья, ему пришлось обратиться за помощью к одной из медсестёр. На его взгляд наименее зловредной из всех. По крайней мере, она с меньшим остервенением втыкала в человеческое тело иголки, и даже капельницу умела ставить так, чтобы кровь ни хлестала во все стороны. Не в её смену у него все руки были в синяках, и он долгое время думал, что так и должно быть. В общем, он попросил эту наиболее гуманную медсестру принести ему раскраски и пазлы, чтобы хотя бы чем-то себя занять. Он сказал, что отец в командировках постоянно, а больше ему попросить некого, и конечно, пообещал отдать ей деньги. Медсестра действительно оказалась сердобольной, и не отмахнулась от его просьбы и принесла всё, что нужно. На какой-то момент он ощутил, будто ему снова восемь лет. Именно в промежутке между восемью и десятью годами он увлекался раскрасками и пазлами. Жаль, конечно, что он совсем не умел рисовать, поэтому приходилось довольствоваться разукрашиванием готовых шаблонов. Когда его перевели в общую палату, то с такими же неудачниками, как и он, которых угораздило посреди лета угодить в больницу, они постоянно шпарили в карты. А играть он умел прекрасно с пяти лет.

На второй месяц ему разрешили и книжки читать, и выходить в больничный двор. И это всё же разнообразило скудный досуг. А иначе у него создавалось ощущение, словно он срок в тюрьме отбывал. Больницы и врачей он ненавидел всей душой. Эти места страданий и уныния, словно специально созданы для того, чтобы мучить и истязать людей. Наконец, его срок пребывания в этом «чудном» заведении подошел к концу, и отец приехал, чтобы забрать его домой. Рамси на прощание, отдал деньги своей спасительнице от скуки и одарил коробкой хороших конфет — она всё-таки неплохо к нему относилась.

Конец августа пролетел очень быстро. Рамси несколько раз ездил к приятелям-неформалам, но домой возвращался стабильно к девяти вечера. Со своего убойного тура он ни разу не пил, так, как боялся, что отец об этом узнает. Ему хотелось съездить к Бродяге вместе со всеми, но на ночь его никто бы не отпустил, и он даже не смел заикнуться об этом. Правда, в тусовке он снова начал курить, но хотя и опасался спалиться перед отцом — бросить всё равно не мог. Это помогало хоть как-то успокоить расшатаные нервы. Дома-то, конечно, он не курил и сигареты прятал наверх платяного шкафа в своей комнате. В общем, ничего не изменилось, словно он никуда и не ездил и не было никаких приключений.

На последней неделе каникул отец вечером пригласил его в свой кабинет. Рамси уныло поплёлся следом, припоминая, что плохого он мог натворить. Вряд ли отец его позвал затем, чтобы хвалить.

Болтон-старший расположился в своём удобном кресле за письменным столом. Барабаня пальцами по столу, он изучающим взглядом окинул сына.

Рамси плюхнулся на стул, и, съехав вниз по спинке, вытянул ноги, а руки сложил в замок на животе, и мило улыбнулся.

— Сядь нормально, ты, что в цирке? — возмутился Русе.

— Не знаю, а что я снова сделал не так? Меня что-то после больницы память подводит, — Рамси сел на стуле как полагается и состроил жалобную гримасу. «Играть в Светофора, так весело», — где-то на заднем плане белый медведь в военно-морской форме бил в барабан, и Рамси на пару секунд представив это, не мог больше сохранять несчастное выражения лица, и расплылся в широкой улыбке, уставившись в пустоту.

Русе вздёрнул брови и опустил уголки губ вниз, наблюдая за его гримасами. Подумал, что стоит всё-таки показать сына психиатру.

— Что с тобой такое? Прекрати паясничать! — потребовал он.

— А … не знаю, меня что-то память подводит после больницы, — вновь повторил Рамси, старательно делая вид, что только что очнулся.

— Ясно, ну если у тебя ещё будут проблемы с памятью, или опять мне будешь комедию ломать при посторонних, то мы с тобой поедем к доктору, он тебе такие лекарства пропишет, что быстро станешь молчаливым и послушным. Помнишь, дурачок, я обещал тебе это, когда ты мопед взорвал, за который, мне, к слову сказать, пришлось платить. Тихо, мирно, и никто ни о чём не узнает, — пообещал отец. — Понял меня?

— Не понял, — медленно протянул Рамси. — Меня что-то после больницы память подводит, — он понимал, что уже перешёл границу дозволенного, но просто не мог остановиться, а белый медведь продолжал неистово лупить в барабан. Рамси даже покивал, наслаждаясь ритмом, словно он на рок-концерте.

Русе поднялся со своего кресла и подошёл к нему. Рамси зажмурился, думая, что он опять ему влепит затрещину. Но отец взял его за руку и сказал спокойным, сочувствующим тоном:

— Вставай, сынок, обувайся, поедем в больницу.

— Нет, я не хочу, в какую ещё больницу? Я здоров, — Рамси замотал головой и выдернул руку.

— В психушку поедем, раз у тебя с головой проблемы, — пояснил отец.

— Не надо, со мной всё нормально, я просто пошутил, — признался Рамси и опустил глаза.