Герой империи. Сражение за инициативу

Последнее время со мной происходило что-то странное; я даже не знаю, как это назвать, ведь прежде такого мне испытывать не доводилось. Это была не просто тревога, беспокойство или страх… Нет; внутри меня постоянно присутствовало чувство какой-то мрачной необратимости… Словно вся моя жизнь – это всего лишь зыбкая иллюзия: будто я хожу, разговариваю, чем-то занимаюсь, – а на самом деле лечу в глубокую пропасть, откуда нет и не может быть возврата… все мы туда летим: и мой возлюбленный, и его соратники – все те, кто еще совсем недавно упивался своей непобедимостью и взращивал дерзкие планы. Но вот в небесах над нашими головами дамокловым мечом повис корабль-пришелец из далеких космических бездн – и все хорошее для немецкой нации вдруг разом закончилось, а перед нами разверзлась бездна, полная криков отчаяния и зубовного скрежета.

Ведь против этих непостижимых созданий, вооруженных самой передовой наукой, позволяющей им пересекать космическое пространство, мы были так же бессильны, как ацтеки Монтесумы против закованных в лучшую толедскую сталь конквистадоров Кортеса. Немногочисленные, но зато значительно лучше вооруженные и обученные воевать, испанцы сеяли среди аборигенов смерть и ужас до тех самых пор, пока ацтекская империя не рухнула в прах. Так же, как и нынешние пришельцы, конквистадоры прибыли в Америку через океан, преодолеть который прежде считалось невозможным. И точно также вступили в союз со слабыми и обиженными племенами, которые помогли им победить и разграбить великую Ацтекскую империю. Сколько бы храбрых воинов Монтесума ни бросал против небольшого, но непобедимого войска конквистадоров, все они погибали и никто не мог вернуться назад с победой. Жрецы приносили кровавые жертвы свирепым богам, но и это было напрасно, ибо в Небесах уже господствовал тот, кто приговорил Империю Ацтеков к неизбежному и страшному концу. Вот и у меня после первых известий о том, что в нашу войну с большевиками вмешалась новая сила, родилось и изо дня в день крепло ощущение приближающейся катастрофы.

Днем это чувство безнадежного отчаяния пряталось куда-то вглубь, давая мне некоторое облегчение. Но когда наступала ночь, оно выползало из темных уголков моего сознания, и я не в силах была справиться с ним. В такие минуты на меня нападал необъяснимый озноб; холод зарождался где-то внутри меня, он сковывал мое тело, мои мысли… И это было жутко. Я старалась поскорее погрузиться в сон – чтобы в блаженном забытьи ничего не чувствовать и ни о чем не думать… Но с некоторых пор это перестало помогать мне. Мне стали часто сниться кошмары – я не помнила их содержание, но впечатление оставалось, и потом у меня весь день болела голова, усиливая подавленность и тягостное ожидание неизбежного конца. А в голове у меня билась только одна мысль: «Мы все умрем! Умрем страшно, мучительно и бесславно, и столетия спустя на нас будут показывать пальцами как на самых больших злодеев и самых больших неудачников в истории…»

Тем временем атмосфера в «Волчьем логове» вокруг меня и вправду становилась все более гнетущей, хотя с виду все оставалось почти так же, как прежде. Порой мне казалось, что окружающие люди испытывают то же, что и я. Но никто мне ничего не объяснял, да и поговорить мне было в общем-то не с кем. Мой же возлюбленный, казалось, вообще позабыл о моем существовании. Мы изредка случайно пересекались, и всякий раз я улавливала в его глазах отчетливое желание не видеть меня… Он и раньше не был особо нежен со мной, но теперь стал откровенно холоден и отстранен. Да, это было больно. Но только поначалу. Потом я стала осознавать, что ему неимоверно тяжело. Что он в отчаянии… И что он тоже чувствует висящую над ним грозную неотвратимость. Он был прав с том, что в мире воцарится Новый Порядок и Тысячелетний Рейх, но, как оказалось, это будет не наш Рейх и не наш Порядок. Пришельцы пришли для того, чтобы сделать все по-своему, и нам в их Новом Прекрасном Мире просто не будет места.

И я, хоть и сама была в ужасном состоянии духа, все же находила в своей душе оправдание и сострадание для своего возлюбленного… ведь я действительно любила его исступленной нерассуждающей любовью. И ничего не было у меня, кроме этой любви, за которую я цеплялась, теша себя отчаянным и возвышенным убеждением, что она заключает в себе весь смысл моей жизни… Без этой любви я уже не мыслила своего существования. Я не могла даже вообразить, что могу остаться одна, без Него… Я воспринимала нас как одно целое. Я знала точно, что мы умрем в один день и час… И мысль эта неизменно утешала меня.

Но сегодня что-то изменилось в моем сознании. Мне приснился странный и удивительно реалистичный сон. Конечно же, это был кошмар. Но именно этот сон я запомнила в мельчайших деталях… И когда я проснулась – в холодном поту, с бьющимся сердцем и пересохшими губами, – я ощутила, что что-то изменилось во мне… Но что именно, мне было непонятно.