Герой из героев. Попытка не пытка

Итак, будучи деятельным по природе, я рассчитал, что проще всего станет выявить лазейку через армию, а потому на второй день пребывания в Крепком Орешке самостоятельно вызвался служить писарем. Серьёзно, ну чего ждать, когда меня насильно призовут добровольцем в какую-нибудь пехоту? Кстати, стоит отметить, что стандартное обмундирование мне всё равно выдали. Оно было мне совершенно не к лицу, выглядел я в нём откровенно нелепо и даже жалко, да и весила плотная кожа, утыканная металлическими нашлёпками, чрезмерно. В таких доспехах не то, что воевать, двигаться было невозможно! Кроме того, тело под ними ужасно прело. Хорошо ещё, что жаркие дни наконец-то закончились, а потому промозглый осенний ветер приятно иссушал выступающий пот.

Здесь стоит сказать, что не все были солидарны со мной в таком мнении и в знак протеста активно распространяли лёгочную инфекцию. Однако меня это нисколько не тревожило. Мой иммунитет по-прежнему был на высоте, а потому точку зрения менять мне всё‑таки не пришлось. И хорошо. Терпеть не могу перемены такого рода.

Если же вернуться к моему желанию попасть в Юрвенлэнд, то настоящей проблемой решения пересечь границу в составе действующей армии стала Элдри. Прежде всего, её было необходимо держать подальше от людных мест. Мне крайне не хотелось, чтобы новоявленный талантец выявил какой‑либо дерзкий Квалификатор. Некое облегчение в этом вопросе, правда, приносило то, что именно Квалификаторов внутри заставы я пока ещё не видел. Мой взгляд выцепил Алхимика и парочку Соискателей, но им по рангу не положено было заботиться о снабжении школ новыми учениками. Однако кто знал, что могло им взбрести в голову? Поэтому девочке было строго-настрого наказано держаться от людей подальше и лишний раз вообще носа своего на улицу не показывать. Мне же пришлось искать не просто абы какое местечко, а такое, которое позволило бы держать малявку при себе. И несмотря на то, что число грамотных людей с каждым годом в Амейрисе существенно снижалось, подобному балласту учёного человека не возрадовался ни один командир. Они поголовно несли какую‑то редкостную чушь о том, что женщинам и детям на передовой не место.

Великая Тьма, какой бред! Из сказанного можно было сделать только один единственно возможный вывод – стратеги они так себе. Это если мягко сказать. Ведь если впереди армии заставить маршировать женщин и детей, то чувство морали противника заставило бы его действовать куда как менее обдуманно.

Однако высокопоставленную должность, дабы я донёс эту разумную мысль до тупоголовых полководцев, мне никто не предлагал, а потому пришлось довольствоваться тем, что имелось. Нашёлся некто, кому я и такой подошёл. Мне достался скромный статус писаря при капитане Олафе – человеке неприятном и самовлюблённом.

Положение Олафа – внебрачного отпрыска какого-то там влиятельного вельможи, требовало от него добиться хоть чего-то значимого в своей тусклой жизни. И планы у него были определённо честолюбивыми. Вот только беда, соответствующими способностями для покорения намеченных вершин он не обладал, и его вечно дурное из-за этого настроение всенепременно переносилось на подчинённых ему людей.

Меня он принял холодно неприязненно, но мой почерк и молчаливость (делать мне больше нечего, как с таким самодуром беседы вести!) ему приглянулись настолько, что Олаф позволил остаться и Элдри в качестве прислуги. А, может, в отличие от прочих командиров он сумел-таки сообразить, что крайне сложно найти служанку, готовую работать исключительно за еду и место для сна. Тут уже, как говорится, дарёному коню в зубы не смотрят.

– Мы здесь надолго, Морьяр? – утром третьего дня службы шёпотом поинтересовалась девочка. – Мне здесь не нравится. Совсем-совсем.

– Ненадолго. Вскоре у нас получится переправиться в Юрвенлэнд. Но даже если мои рассуждения неверны, то через неделю мы всё равно уйдём отсюда.

– Эй, малявка, чего ты так долго? А ну неси сюда моё вино!

Элдри поудобнее перехватила огромную бутыль, что держала в руках, и неуклюже продолжила свой путь. Она шла в комнату капитана. Помещение это служило моему начальству и спальней, и столовой. Чин Олафа был крайне невысок для больших удобств, а потому и нам с Элдри досталось не так много. Когда мы не спали в каморке под лестницей, то в ожидании приказов ютились в скромной по размерам приёмной.

Из комнаты послышались звуки открываемой бутыли и наливаемого в чашу вина.

– Можно уйти? – тихо поинтересовалась Элдри.

– Погоди, – судя по всему, сказав это, Олаф принялся жадно пить, а затем, фырча от удовольствия, вытер губы тыльной стороны ладони. Капитан был доволен и счастлив, однако девочка его побаивалась вне зависимости от его настроения. Она хотела уйти из кабинета как можно скорее.

– Чего прикажете? – робко спросила она, рассчитывая сбежать и забиться в свой уголок, но капитан проигнорировал её вопрос.

– Эй, Морьяр! Ты там?

– Да, господин капитан.