Герой как верволк

Три минуты спустя он оказался в аллее в ста метрах впереди них, поджидая, пока они пройдут мимо входа. (Кричать подобно младенцу было старым трюком, и ему это хорошо удавалось, но у него был новый трюк — причём получше, потому как слишком многие усвоили, что не стоит спускаться по аллее, когда там кричит младенец. Новым трюком был серебряный колокольчик, найденный в доме, маленький и очень старый. Он вынул его из кармана и убрал тряпку, которую натолкал вокруг язычка. Сейчас Пола укрывал тёмный плащ с натянутым, чтобы скрыть бледный отблеск его кожи, капюшоном. Он стоял в узком дверном проёме всего в нескольких метрах от входа в аллею.)

Они пришли. Он услышал низкий мужской смех, шелковистый звук женского. Она была слегка одуревшей от порошка, который дал ей мужчина, и при ходьбе будет держать его за руку, касаться его бедра своим. Обутая в чёрное нога и огромный живот мужчины выступили за пределы каменной кладки здания — раздался сдавленный стон.

Толстяк повернулся, вглядываясь вглубь аллеи. Пол мог видеть, как на лице женщины растёт страх, как он прорезается — слишком медленно — сквозь аромат ягод малины. Ещё один стон, и мужчина зашагал вперёд, нашаривая в кармане иллюминатор. Женщина нерешительно последовала за ним (её юбка была из цветущих лоз цвета любви, и в промежутках мелькала белая кожа; золотой змей поддерживал её груди).

Позади него кто-то был. Прижавшись спиной к металлической двери, он следил за проходящей мимо него парой. Толстяк достал свой иллюминатор и держал его при ходьбе над головой, заглядывая в углы и дверные проёмы.

На них напали с обеих сторон, девочка и седобородый старик. Толстяк — господин, чьё генетическое наследие было исправлено для познания и мира, едва успел повернуться, как изо рта у него хлынула кровь. Женщина крутанулась вихрем и побежала, ло́зы юбки, повинуясь её мысли, увядали, чтобы освободить пространство для ног; змей упал с её грудей, чтобы ударить беззубой пастью гнавшуюся за ней девочку с разлетевшимися волосами, а затем обвиться вокруг её лодыжек. Девочка упала; но когда жемчужноглазая женщина пробежала мимо него, Пол сломал ей шею. На мгновение, увидев других человеческих существ, он лишился дара речи. Затем произнёс:

— Эти — мои.

Старик, всё ещё склонившись над телом толстяка, рявкнул:

— Наши! Мы ждали здесь час — и более. — Его голос был скрипом стальных петель, и Пол снова подумал о домах-призраках.

— Я следил за ними от парка. — Девочка, оказавшаяся черноволосой и сероглазой, когда на её лицо упал свет со стороны входа в аллею, высвобождала ноги из объятий змея — тот снова был безжизненной вещью из мягкой металлической сетки. Пол поднял труп женщины и завернул в свой плащ. — Вы меня не предупредили, — добавил он. — Вы должны были видеть меня, когда я прошёл мимо вас.

Девочка посмотрела на старика. Её глаза говорили, что если тот будет драться, она его поддержит, и Пол решил, что метнёт в неё тело женщины.

— Скоро кто-нить придёт, — заметил старик. — И мне будет треба помощь Джейни, чтоб тащить этого. Мы каждый заберём то, что добыли сами — эт по-честному. Иначе мы тя вздуем. Моя девочка в драке сто́ит мужика, и ты узнаешь, что сам я, хоть и стар, тоже сто́ю стоко же.

— Дайте мне то, что есть у него на теле. У этой ничего нет.

Яркие губы девчонки вытянулись, обнажив крепкие белые зубы. Откуда-то из-под драной рубахи, что была на ней, она извлекла длинный нож, и внезапный свет из окна высоко над аллеей пробежал по лезвию запятнанного клинка; девчонка могла, как и утверждал старик, быть опасным противником, но с того места, где стоял Пол, он смог почувствовать её женскую сущность, идущий гон, свадебную пору.

— Нет, — отрезал её отец. — У тя есть хорошая одежда. А эта нужна мне. — Он со страхом поднял взгляд на окно, неуклюже пытаясь расстегнуть пуговицы.

— Его плащ будет висеть на тебе как одеяло.

— Мы будем драться. Забирай женщину и проваливай, или мы будем драться.

Обоих он унести не сможет, а мясо толстяка, вдобавок, будет испорчено яичками. Когда Пол был юн, и убивать, кроме его матери, было некому, они иногда ели старых самцов; теперь он больше таких не ел. Закинув жемчужноглазую женщину на плечи, он быстро пошёл прочь.

Улицы за пределами аллеи были хорошо освещены, и на нём и несомой им тёмной ноше останавливали взгляд лишь немногие прохожие. Он знал, что ещё меньшее число заподозрит его в том, чем он был: он выучился трюку одеваться так же, как это делали господа, даже носить выражения их лиц. Он задумался, выживут ли в своих отрепьях черноволосая девчонка и старик. Они должны жить совсем рядом.