Герои Коммуны

«Батальонам XVII округа приказывается совместно с батальонами XVIII округа немедленно занять Вандомскую площадь». Несколько членов ЦК подписывают и эту бумагу. Варлен просит их оставаться на месте и направлять батальоны на захват важнейших центров столицы, особенно Ратуши, а затем отправляется обратно в Батиньоль. Двое гвардейцев, ожидавших Варлена. чудом поймали фиакр, который помчал их к Батиньолю. Там Варлен приказывает построить батальоны. Около половины пятого они стройными колоннами отправляются к Вандомской площади. Царит воодушевление; все знают уже, что войска генерала Винуа поспешно отступают. В рядах гвардейцев выделяются своими красными штанами солдаты регулярной армии: они перешли на сторону народа. Рядом с колоннами бегут мальчишки, женщины. Непрерывно раздаются возгласы: «Да здравствует Коммуна!», «Смерть пруссакам!», «Смерть Футрике!» Спокойный и сосредоточенный, Варлен на ходу обдумывает, как быстрее занять штаб Ореля де Паладина и министерство юстиции. К площади, в центре которой возвышалась огромная колонна с фигурой Наполеона на вершине, подошли в сумерках. Без единого выстрела удалось занять все административные здания, покинутые их обитателями. Неужели Тьер решил без боя оставить город? Может быть, вообще удастся избежать кровопролития? Варлен ни на минуту не забывал, что по границам восточной части Парижа все еще стоят прусские войска, которые могут вмешаться в случае вооруженных столкновений в городе. Расставив посты и приказав установить заграждение на улицах, выходящих на Вандомскую площадь, Варлен снова отправился на улицу Бофруа, в Центральный комитет. В 11 часов вечера он отправляет записку члену ЦК Арнольду, который возглавлял вместе с Бержере батальоны Монмартра:

«Я прибыл в Центральный комитет. Общее движение продолжается в нашу пользу, хотя мы еще не везде добились успеха. Фальто с отрядами XV округа занимает район Люксембурга. Говорят, но это еще не точно, что мы занимаем Дворец юстиции. Ратуша еще не взята, как и казарма Наполеона; они заполнены и охраняются войсками, жандармами и полицейскими. Было несколько стычек на подступах; у нас несколько убитых. В этих пунктах действуют крупные силы. Сейчас, когда я пишу, мне сообщили, что Ратуша занята и что жандармы бегут из Лувра. Одновременно передают, что на Марсовом поле, у Дворца инвалидов происходят крупные передвижения войск. Будьте бдительны! Все идет хорошо, но надо остерегаться возобновления вражеского наступления. Э. Варлен».

Наступления не последовало. Тьер, сидевший 18 марта в министерстве иностранных дел, увидев проходивший мимо батальон Национальной гвардии, в страхе спустился по черному ходу, сел в карету и умчался в Версаль, а вслед за ним туда же бежала вся свора бонапартистских генералов, сановников, дельцов с женами, любовницами и лакеями. Воздух в Париже стал чище, и природа, словно радуясь этому, на другой день, в воскресенье 19 марта, озарила великий, теперь свободный город теплым весенним солнцем. Центральный комитет Национальной гвардии заседает в Ратуше, традиционном местопребывании приходивших к власти революционных правительств. Но впервые за пять революций над Ратушей развевается не трехцветное, а красное знамя. Здание заполнено гвардейцами, у дверей часовые, на площади возведены баррикады, стоят пушки, и в одном из роскошных залов собрались члены ЦК. Участник Коммуны, писатель-революционер Жюль Валлес так описывает представшую перед ним тогда картину:

«Где же Центральный комитет? Комитет?.. Он рассыпался по этой комнате. Один пишет, другой спит; этот разговаривает, сидя на кончике стола, тот не переставая рассказывает какую-то смешную историю, чинит револьвер, у которого что-то застряло в глотке… Сейчас их не больше шести-семи человек в этом огромном зале, где еще не так давно танцевала империя в раззолоченных мундирах и бальных туалетах. А сегодня под потолком с виньетками из геральдических лилий заседает полдюжины молодцов в грубых башмаках, в кепи с шерстяным галуном, в куртках и солдатских шинелях без эполет и аксельбантов — Правительство».

Да, это правительство, причем совершенно не похожее на другие. Здесь нет депутатов, солидных буржуа, генералов, аристократов, знаменитых адвокатов, которые обычно всегда выхватывали министерские портфели из-под носа народа, делавшего революции. Это сам народ; особенно много рабочих: шахтер из Крезо, переплетчик, литейщик, механик, столяр, каменщик — вот их ремесло. Такого еще не бывало, чтобы люди, придя к власти, не желали ничем отделяться от выдвинувшего их народа. Кто-то из членов ЦК заикнулся о том, чтобы увеличить себе жалованье. Немедленно послышались возмущенные протесты.

— Когда не существует ни контроля, ни сдерживающей узды, — заявил Эдуар Моро, — безнравственно назначать себе какое-нибудь жалованье. Жили мы до сих пор на 30 су. Проживем и дальше.