Герои Коммуны

— Я хочу сделать признание, выражение это не слишком сильное, но оно, быть может, верное. Мне 48 лет, я никогда не был членом народного собрания. Я выходец из рабочего класса, мне не знакомы хитросплетения политики, я наблюдаю здесь вещи, которые меня изумляют. Я рассчитывал найти в этом собрании нечто более высокое, более достойное!

В Коммуну затесалось, что бывает при всех революциях, немало случайных людей. Они-то и шумели больше всех. Значительная часть членов Коммуны, около трети, как правило, отсутствовали. Это были как раз те, кто действительно делал дело; самые энергичные, умные и преданные революции люди находились либо на боевых позициях, либо в городских учреждениях Коммуны. А заседали и разглагольствовали больше всех неспособные и бестолковые. И от них-то подчас зависели важнейшие решения. Не удивительно, что Коммуна принимала какое-либо решение и на следующем заседании вдруг голосовала за нечто прямо противоположное. На обсуждение мелких вопросов иногда уходили часы, а важнейшие решения принимались без всякого обсуждения. Так, например, был принят программный манифест Коммуны.

Варлен редко выступал на заседаниях Коммуны, хотя и старался, насколько ему это удавалось, посещать их все. Если он и вмешивался в дебаты, то исключительно по конкретным, сугубо деловым вопросам. Никаких общих политических деклараций, никакого стремления свести счеты с противниками. Правда, он всегда поддерживал Лео Франкеля, выступавшего за проведение социалистических мер. Но и молчаливое присутствие Варлена, одного из самых авторитетных людей Коммуны, имело свое значение. Часто ораторы невольно оглядывались на ходу на него, пытаясь разгадать реакцию Варлена. А сосредоточенный и замкнутый Варлен не мог не думать о том, что столь удачно найденная форма демократического управления, какой была Коммуна, так профанируется из-за отсутствия сплоченного большинства единомышленников, из-за ее разнородного, противоречивого состава, из-за злосчастного стечения множества неблагоприятных обстоятельств, что она попадает в какой-то заколдованный круг, из которого тщетно пытается выбраться. Насколько возможно, Варлен всегда стремился затушить разногласия. Короткими репликами он направлял споры в русло делового, серьезного обсуждения. Это особенно проявилось в ходе заседания 21 апреля, на котором Варлен был председателем. Но и в этот день обсуждение шло настолько сумбурно, что даже обычно столь невозмутимый Варлен не выдержал и резко заявил:

— Я считаю, что мы тратим здесь, пожалуй, слишком много времени. Однако те, кто кричит громче всех, не делают больше всех!

Но не только изматывающие нервы заседания в Коммуне, не только кропотливая и чудовищно напряженная работа в министерстве финансов поглощали силы Варлена. На его ответственности еще и VI округ Парижа, район Люксембурга на левом берегу Сены, который он представлял в Коммуне. И здесь у Варлена хватает по горло забот и тревог. Жители этих кварталов считали Варлена своим вождем и свято верили каждому его слову. Не менее горячо жаждут встреч с ним и его старые друзья в Батиньоле, которые тоже выбирали его в Коммуну. Во всех взорах, обращенных к нему, Варлен читает тревожные вопросы. Обстановка ухудшается, коммунары терпят новые поражения, и все хотят знать, что ждет их впереди. Варлен очень скуп на слова. И что он может им сказать? Предвидя в душе неизбежность катастрофы, Варлен ничем не может ободрить их. Разве только своим хладнокровием, железной выдержкой и просто своим присутствием. Он чувствует, как это необходимо, и урывает хоть час в день, чтобы побывать среди тех, кому он столько лет внушал веру в социалистический идеал.

Чтобы реально представить себе, что же практически представляла собой жизнь Варлена как члена Коммуны, обратимся к воспоминаниям одного из его товарищей, Артура Арну. Свой рассказ об ошибках Коммуны он заключает так:

«Да позволят мне теперь изложить смягчающие обстоятельства. Их было много.

Прежде всего, мы были обременены работой, изнемогали от усталости, не имея ни минуты покоя, ни одного мгновения, когда спокойное размышление могло бы оказать свое спасительное воздействие. Имеют ли представление о том, каково было наше существование в течение этих семидесяти двух дней? Какая разрушительная работа иссушала и разрушала наш мозг?

В качестве членов Коммуны мы обыкновенно заседали два раза в день. В два часа и вечером до глубокой ночи. Эти два заседания прерывались лишь настолько, чтобы слегка закусить.

Кроме того, всякий из нас принимал участие в одной из комиссий, исполняющих работу разных министерств и обязанных управлять одним из следующих дел: народным образованием, военным, продовольствием, внешними сношениями, полицией и т. д., заведования которыми было достаточно, чтобы поглотить все силы человека.

С другой стороны, мы были мэрами, гражданскими офицерами, обязанными управлять своими округами.