Герои Курской битвы

Волна за волной, выстраиваясь в цепочку перед позициями наших полков, бросались в пике один за другим пикирующие бомбардировщики. Мишеней для них было достаточно. Трудно скрыть такое огромное скопление сил на открытой местности.

Но ожила и оборона. Всеми силами своего огня она обрушилась на пикирующие самолёты. Сила ответного огня была настолько плотной, что самолётам приходилось сбрасывать свой груз не долетая до намеченной высоты.

Следом за пикирующими бомбардировщиками на большой высоте, также волнами по 30–50 самолётов, стали сбрасывать бомбы разного калибра „Хейнкели“.

Поднялись столбы дыма, огня, земли. Самолёты бомбили всю глубину обороны дивизии от Самодуровки до выс. 238, 1 и д. Тёплое; гряду высот Ольховатского хребта с севера на юг: 244,9; 250; 257,2; 274,5, определяя тем самым направление главного удара своим танковым дивизиям…

…До 8 часов 20 минут шла обработка авиацией и артиллерией противника нашей обороны. Нашей авиации почти не было. Как мы понимали, она в основном была на южном фасе Курской дуги.

И вот в 8 часов 20 минут, глядя в стереотрубу, я вдруг заметил движущуюся лавину танков. Они шли медленно, по всей линии обороны, выходя из лощины, что севернее Ольховатки, и образовывали сплошную стену до самой северо-восточной окраины Самодуровки. От нашего НП эта лавина танков была на расстоянии двух километров, а от нашей обороны — около одного.

Я смотрел на выходящие из лощины танки и считал их про себя. Вдруг полковник Григорьев спросил меня:

— Воронков, что это за деревня справа от Самодуровки?

— Это танки, товарищ полковник.

И я стал вслух продолжать считать: 178, 179, — а танки всё выходили и выходили из лощины…

…Я перевёл стереотрубу на нашу переднюю линию обороны. Я всматривался в лицо одного солдата. Стоял он в одиночной щели, у него были большие усы, что говорило о его солидности, он был поглощён собой и не обращал внимания на идущую на него лавину танков. Уверенными, спокойными движениями он положил на бруствер три противотанковые гранаты, потом одну из них передвинул к себе поближе, затем догнал патрон в винтовку, упёрся локтем в бруствер, вновь выпрямился, поправил землю на бруствере под локтем, вновь упёрся локтем в бруствер, притрамбовал землю на бруствере локтем и только после этого взглянул на приближающуюся стену танков и пехоты. Я смотрел на этого солдата как зачарованный…

…И вдруг, когда до нашего переднего края фашистским танкам оставалось не более 300 метров, раздался шум оглушительной силы. Мы, все четверо, не поняв сразу, что произошло, повалились на дно щели друг на друга. Через несколько секунд раздался взрыв, только не вблизи нас, а там, где шли танки и пехота противника.

Мы подняли головы, встали и увидели картину, какую не увидишь и в кино.

Там, где шли немецкие танки, — сплошная чёрная стена дыма. Дым постепенно рассеивался, вырисовывались языки ярко-красного пламени от горящих танков, таких языков было более десяти. Но пехоты противника не было видно, вся она лежала на земле.

Вражеские танки стали пятиться. И тут заговорила наша противотанковая артиллерия. На отступающие танки обрушился шквал огня. Более 40 танков остались на поле догорать, остальные скрылись в лощине. Пехота так и не встала…

…Вновь сотни вражеских самолётов, волнами по 40–50 штук, стали обрабатывать нашу оборону, огромной силы огонь артиллерии и миномётов был обрушен на наши головы, была порвана связь с батальонами.

Командир 96-го стрелкового полка полковник Григорьев перешёл (на Молотычевских холмах) на КП полка в д. Тёплое.

Только мы возвратились на КП, как новая волна вражеских танков и пехоты пошла во вторую атаку».

По ходу продвижения в глубину нашей обороны танковый клин разделялся на небольшие группы, которые тут же устремлялись на подавление опорных пунктов и рубежей обороны. Немцы расчищали коридор.

По мере приближения танков к опорным пунктам начинала работать наша артиллерия.

В этом районе было сосредоточено большое количество противотанковых средств, в том числе и артиллерии. Здесь, кроме батарей 1-й гвардейской артиллерийской дивизии прорыва, оборону держала 3-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада полковника В. Н. Рукосуева. Здесь стояли полковые, дивизионные и корпусные батареи. По сути дела это был последний рубеж, дальше которого противника пускать было нельзя.

В Молотычах располагались тылы бригады. Там занимал оборону соседний 201-й гвардейский пушечный артиллерийский полк. Сюда же, как последний резерв, были переброшены все другие части дивизии.

На одной из господствующих высот севернее Молотычей находился наблюдательный пункт командира 3-й гвардейской лёгкой артиллерийской бригады полковника В. М. Жагалы[45]. В своих мемуарах В. М. Жагала потом писал: «…Только с этих высот и можно было управлять огнём артиллерии и миномётов. Поэтому на них артиллеристов было видимо-невидимо. Густой лес антенн радиостанций выдавал нас с головой, но деваться было некуда, и мы не обращали на это внимания».