При замечательной поддержке авиации дивизия „Великая Германия“ добилась большого успеха: две высоты — 243,0 и 247,0 — были взяты, а пехота и танки русских отступили в лес севернее Берёзовки и оказались зажатыми между дивизией „Великая Германия“ и 3-й танковой дивизией. Казалось, что противник на левом фланге наконец ликвидирован и можно возобновить наступление на север. 11 июля командир XXXXVIII танкового корпуса отдал приказ 3-й танковой дивизии сменить ночью дивизию „Великая Германия“, которая должна была сосредоточиться по обе стороны дороги южнее высоты 260,8 и быть в готовности наступать на север. Поскольку наступление Моделя оказалось неудачным, нам оставалось надеяться лишь на успешное продвижение в этом районе».
Как видим, ударный кулак, направленный Манштейном на Курск с юга, начал слабеть и расправляться: чтобы заслониться от контратак соединений и частей Воронежского и резервного Степного фронтов лучший тактик Гитлера одним пальцем начал тыкать туда, другим сюда, третьим… По всей вероятности, он уже знал, что теряет ещё одну, быть может, самую важную победу на Восточном фронте. Но уже ничего не мог с этим поделать. Резервы иссякали. Каждый новый день, каждая новая атака радикальных результатов не приносили. Оставался последний соблазн полководца, под рукой которого ещё была грозная и мощная сила, — атаковать группировки русских, расступившихся перед его танковым клином и потерявших строй и стройность обороны, попытаться окружить хотя бы дивизию, полк, батальон и уничтожать их, душить в локальных «котлах». Инерция славы побед 41-го и 42-го годов придавала силы истощённым танковым корпусам и пехотным дивизиям.
Конечно, фон Меллентин в своих записках по поводу успехов дивизии «Великая Германия» не унывает: за день боёв 10 июля её пехота при поддержке танков захватила две высоты и наутро готова была атаковать дальше и захватить ещё одну высоту. Но такие успехи в рамках грандиознейшей операции, каковой замышлялась «Цитадель», не давали и не могли дать уже ничего существенного.
И в этом ракурсе рывок на Прохоровку и очередное танковое побоище на очередном поле выглядели уже не более чем последней атакой отчаявшихся и обречённых. Выстоявшие под Курском ещё увидят подобные атаки и в 44-м, и в 45-м, и даже во время Берлинской наступательной операции, когда, казалось, всё уже было предрешено. И для Германии, и для вермахта.
Меллентин: «В ночь с 11 на 12 июля части дивизии „Великая Германия“ были сменены в соответствии с планом 3-й танковой дивизии. Последние подразделения сменялись уже под интенсивным огнём противника, и солдаты „Великой Германии“ с чувством беспокойства оставляли свои окопы. Их опасения, увы, оправдались — в эту самую ночь 3-я танковая дивизия была выбита со своих позиций».
В какой-то момент, по донесениям из дивизий и с боевых участков, Чистяков начал прочитывать изменившийся характер немецких атак: мелкими группами на разных направлениях по ограниченному участку фронта. В чём дело? Что происходит? Этот вопрос он тут же задал и офицерам своего штаба, и командиру 22-го стрелкового корпуса генерал-майору Н. Б. Ибянскому[63].
— А происходит, я думаю, вот что, — тут же ответил Ибянский, — противник хочет дезориентировать нас. А именно: отвлечь внимание от действительного направления своего очередного основного удара. А заодно и разведать позиции наших противотанковых средств и огневых точек. Прощупать, нет ли слабого места в нашей обороне.
— Согласен, Николай Болеславович, с вашими выводами. Усильте наблюдение и будьте начеку. При отражении мелких групп танков и пехоты сильного огня не открывать. Чтобы он не раскрыл систему огня. Поставь вперёд несколько батарей. Ваши артиллеристы справятся. И пусть почаще меняют огневые.
— Мои — справятся, — заверил Ибянский.
Бои разыгрались с новой силой. Порой на некоторых атакованных участках обстановка напоминала первый день сражения. Массированные танковые атаки и густые цепи пехоты, которая лезла напролом.
К 12 июля окончательно определилось направление следующего удара противника — на Прохоровку. Чистяков вспоминал: «Когда я узнал об этом, то забеспокоился: ведь в Прохоровке у нас была перевалочная база. Там у нас тысячи тонн груза: орудия, горючее, боеприпасы, госпитальное оборудование, продовольствие и многое другое. Эвакуировать это? Когда?» Он тут же позвонил комфронта.
— Что, Иван Михайлович, — усмехнулся Ватутин, — боишься, заберут твоё барахло?
— Так воевать будет нечем!
— Не беспокойся, там стоят армии Жадова и Ротмистрова. Так что не отдадим твою Прохоровку, прикроем ещё и авиацией.