В январский день 1943 года в районе Мга — Шлиссельбург командир звена Михаил Жуков вступил в неравную схватку с группой истребителей противника.
О чем он думал, бросившись в атаку против обложивших его со всех сторон вражеских самолетов? Может быть, вспомнилось ему партийное собрание, на котором он сказал: «Буду драться с врагом, пока рука держит штурвал, пока бьется сердце!» А может, письмо матери, присланное ему вскоре после того, как она узнала о присвоении самому младшему из ее сыновей, сражавшихся на фронте, высокого звания Героя Советского Союза. «Мой материнский наказ тебе, Миша: продолжай и дальше бесстрашно и мужественно громить фашистских псов. Дорогие мои дети! Горячо любите свою Родину! Отстаивайте каждую ее пядь до последней капли крови!»
Как и в том памятном июньском бою 1941 года, расстреляв все боеприпасы, Михаил Жуков ринулся на врага, чтобы таранным ударом уничтожить еще хотя бы один фашистский самолет...
А. ВОЛКОВ
НЕБО НА ВСЮ ЖИЗНЬ
Выбранная под полевой аэродром густо заросшая ровная площадка была совсем небольшой. И все же она вполне годилась для посадки реактивных самолетов. У генерала Бабаева на этот счет не было ни малейшего сомнения: накануне он сам здесь побывал, досконально вник во все, ознакомился с пробами грунта. А сегодня первым держит сюда путь воздухом. Бабаев уже успел выполнить тактическое упражнение с бомбометанием и стрельбой на полигоне. Теперь в баках самолета оставалось совсем мало топлива. При посадке на грунт чем легче машина, тем лучше, но мешкать не следует: чуть промедлишь — и в баках будет пусто.
Кажется, все складывалось хорошо. Вот если бы только не опустившееся на горизонт солнце, которое било прямо в глаза, да еще не эта злополучная ошибка с выбором места для приводной станции. Кому пришло в голову разместить ее прямо на летном поле?
Перекладывая машину из крена в крен, генерал Бабаев внимательно осматривался. Земля мелькала ярким ковром разнотравья. И никаких заметных ориентиров. Ну просто глазу не за что зацепиться.
— Буду садиться,— передал Бабаев по радио.— Внимательно наблюдайте за мной, корректируйте по направлению.
Истребитель-бомбардировщик лег в крутой разворот. Стремглав метнулось из кабины раскаленное добела солнце и скрылось внизу за фюзеляжем. Всего несколько минут отдыхали глаза от его слепящего света. После очередного разворота самолет уже снова мчался прямо на сверкающий солнечный диск. Короткая команда с земли чуть довернуть влево. Еще одна команда. Стрелки пилотажных приборов замерли на положенных делениях. Но где же граница «летного поля»? Нет, определить ее с воздуха фактически было невозможно. А на земле — только этот неудачно размещенный привод и одна связная радиостанция. Разумеется, сюда можно было бы доставить другие средства наземного обеспечения, самые что ни на есть современные. Но замысел полета — все делать по-фронтовому.
— Мое удаление? — запросил летчик.
Удаление передали. Но лишь приблизительно, потому что оно определялось на глаз. Полет продолжался в горизонте, а надо было уже снижаться. Бабаев понял это, когда, казалось, ничего поправить было уже невозможно.
Он не потерял ни одного из немногих оставшихся шансов на успех. Сразу же без малейшего промедления убрал газ и четкими энергичными движениями рулей управления перевел самолет на снижение. Угрожающе резко рванулась навстречу земля. Она была совсем рядом, когда вовремя данные обороты двигателю упредили грубое столкновение с ней тяжелой машины.
Трудная, далеко не стандартная посадка была произведена там, где и следовало. Короткого отрезка до противоположной границы площадки как раз хватило для погашения скорости на пробеге.
Генерал Бабаев открыл фонарь кабины, освободился от привязных ремней и лямок парашюта. Спустившись на землю, он неторопливо осмотрел самолет. С особым вниманием проверил шасси. Повышенную нагрузку при посадке на грунт колеса и стойки выдержали отлично. Машина была в полной исправности.
Только теперь Александр Иванович Бабаев почувствовал обычное послеполетное расслабление.
Легкий ветерок опахнул его сладковатым запахом свежепримятой травы, в наступившей тишине вдруг встрепенулась переливчатая скороговорка жаворонка. Бабаев запрокинул голову, отыскал звонкоголосую птичку. Вот она сложила крылья и отвесно пошла вниз. Красиво и просто. А на самолете такой маневр потруднее.