Герои Ленинградского Неба

Мой беспомощный ЛаГГ распластался почти в центре летного поля, став хорошей мишенью для врага. Вылез я на плоскость, снимаю парашют, а сам думаю: что же делать? Смотрю, подходит техник-лейтенант. Как выяснилось, «безлошадный». Так называли летчиков, не имевших своих самолетов. Он помог отбуксировать ЛаГГ под прикрытие деревьев и взял на себя заботы по его ремонту. Вскоре машина была почти готова, но вот нового винта не нашлось, а исправить погнутые лопасти на старом своими силами невозможно. Посоветовали мне поехать в авиаремонтную мастерскую.

Ехать пришлось через весь город. Вот тогда я и увидел вблизи Ленинград. Суровый, сражающийся фронтовой город.

Новых винтов и в мастерских не оказалось, и рабочие взялись за приведение в порядок моего, погнутого. Сделали они это по-питерски мастерски, аккуратно.

...Не сумев захватить Ленинград с ходу, гитлеровское командование группы армий «Север» предприняло попытку охватить город двойным кольцом, чтобы лишить его последней транспортной коммуникации через Ладожское озеро. С этой целью была проведена перегруппировка войск и начато наступление на Тихвин. Три полностью укомплектованных и хорошо вооруженных армейских корпуса были брошены на выполнение этой задачи.

Нашим войскам приходилось нелегко, и летчики старались прикрывать их с воздуха. Многие боевые дела старшего лейтенанта А. П. Силантьева (в конце октября 1941 года ему присвоили это звание, минуя очередное — лейтенант) зафиксированы в оперативных документах. В одном из них говорилось, что в последние дни октября в районе Ситомля — Тихвин он сбил два бомбардировщика «Юнкерс-88». В другом отмечалось: «Звено во главе с Силантьевым в течение недели уничтожило 8 зенитных установок и 18 автомашин».

Местность в районе боев была труднопроходимая — кругом сплошные леса и болота, не замерзающие даже в сильные морозы. Шоссе Будогощь — Тихвин для врага оставалось единственной транспортной артерией. Он использовал ее днем и ночью. Это шоссе и стало постоянной целью для Силантьева и его однополчан. Немцы, спасаясь от штурмовок краснозвездных истребителей, бросались на снег при морозе 30—35 градусов и вынуждены были делать это довольно часто. Солдатам в летнем обмундировании (а гитлеровцы рассчитывали завершить «молниеносную войну» до наступления зимы) такие «снежные процедуры» обходились дорого: госпитали были переполнены обмороженными фашистами.

Боевые вылеты приносили не только радость побед, но и горечь потерь. В ноябре погиб комэск капитан Новиков. Командир полка вызвал Силантьева и приказал принять эскадрилью.

Фронтовая обстановка в те дни еще более осложнилась: противник овладел Тихвином и подошел к городу Волхову, перерезав единственную железную дорогу, по которой к перевалочной базе на Ладожском озере подвозилось продовольствие для осажденного города. Фашистская пропаганда кричала о неизбежности падения Ленинграда. Но враг рано торжествовал победу: уже 11 ноября по наступавшим вражеским войскам был нанесен первый мощный удар. Каждый воин, участвовавший в контрнаступлении, понимал, что для спасения Ленинграда нужно любой ценой отбить у врага Тихвин. Развернувшиеся бои отличались исключительным упорством и ожесточением. Как ни цеплялись гитлеровцы за город, но удержать его не смогли — он был освобожден советскими войсками.

— Хорошо помню дни конца ноября — начала декабря сорок первого года,— говорит маршал.— Прежде, особенно в первые месяцы войны, меня постоянно преследовали неудачи. А вот в боях за Ленинград мне все чаще стал сопутствовать успех. Конечно, сыграло свою роль время: поднакопился опыт. Да и новые машины ЛаГГ-3, поступившие в полк на вооружение, были лучше истребителя И-153, на котором я начинал войну в Белоруссии.

В сражении за Тихвин особенно ожесточенные бои развернулись за железнодорожный вокзал. Это был очень важный объект, поскольку сюда из Будогощи вели железная и шоссейная дороги, по которым снабжалась немецкая группировка. Нашим атакующим частям до вокзала было уже рукой подать, но всякий раз, как только пехота поднималась в атаку, ее прижимал к голому снежному полю сильный вражеский огонь.

Мы тогда стояли на аэродроме рядом с линией фронта. Помню, приехал к нам командир авиагруппы полковник Холзаков. Приказал построить полк. Построили. Он подходит к моей эскадрилье и спрашивает: «Лететь можно?» А облака тогда опустились почти до самой земли. Я молчу. Молчит и командир полка. Холзаков — летчик и прекрасно понимает, как и кому можно летать в такую погоду. Ясно, что вопрос он задал чисто риторический.

Сделав паузу, командир авиагруппы обрисовал обстановку у вокзала, сказал, что без помощи авиация взять вокзал трудно, и вновь повторил вопрос. Тогда я ответил, что лететь можно, но не всем. «Почему?» — поинтересовался Холзаков. «Не каждый летчик к этому подготовлен».— «А вы сможете?» — «Да».— «Кто еще может?» Отозвался комиссар эскадрильи Киянченко. «Вот и вылетайте вдвоем»,— приказал Холзаков.