Герои на все времена

Из темноты вышагнул… нет, эльфа старик узнал сразу. Это ж кем быть надо, чтоб эльфа не узнать! Королем, не иначе. Известно ведь, что его величеству под каждым кустом эльфы мерещатся. Вот он и вешает что ни день обычных людей, кои ему эльфами представляются. Но не узнать настоящего…

Вот когда не то что умереть захотелось, а и вовсе никогда не рождаться. Не быть. Никогда не быть.

Сжечь целую эльфийскую библиотеку. Эти злыдни всего лишь забрать ее хотели, а он… Убийца.

Эльф молча смотрел на него. Без гнева, без ярости, без обиды даже.

«Да что ему, все равно, что ли?!»

— Почему ты так неправильно думаешь? — удивленно спросил эльф. — Ты же все правильно сделал.

— Правильно?! — Книжнику завыть хотелось, а непослушные губы едва шепчут.

— Правильно, — уверенно кивнул эльф и шагнул в горящий дом.

Старик даже закричать не успел. «Мало того что рукописи сжег, так еще и эльфа…» А эльф уже выходил обратно, и его руки были полны свитков. Эльфийских рукописей, совершенно не тронутых пламенем. Тех самых рукописей, что хранитель так старательно предал огню. Эльф сложил перед ним свитки и вновь шагнул в дом. И еще. И еще.

— Разве… разве эльфийские рукописи не горят? — потрясенно спросил старик, узрев перед собой всю библиотеку в целости и сохранности.

— Горят, — улыбнулся эльф. — Еще как горят. Разве ты не видишь, что это — сгоревшие рукописи?

— Сгоревшие?

— Ну конечно, — кивнул эльф. — Их теперь никто никогда не увидит. Кроме тебя и тех, кому ты их дашь. Ты заслужил это право, право выбирать, кому доверишь эти знания.

«Перстень!» — почему-то подумал книжник. Эльф поморщился и протянул руку. Ни на миг не задумываясь, хранитель вытащил из кармана перстень и протянул эльфу.

— Жалеть не будешь? — держа перстень на ладони и глядя в глаза, улыбнулся эльф.

— Буду! — с отчаяньем выдохнул старик. — Но… ну его вовсе! Будь оно проклято — такое знание!

— Оно проклято, — очень серьезно кивнул эльф и сжал руку в кулак.

А когда разжал, на ладони не было ничего, кроме пепла. Набежавший ветер мигом его развеял.

— Знание нельзя украсть, — сказал эльф. — Помнишь поговорку, что краденое лекарство становится ядом?

— Помню, — кивнул хранитель.

— Здесь то же самое. Знание можно только заслужить. Усердием. Или подвигом.

* * *

— Вот после того случая мне и стали все четыре ключа доступны, — поведал старик своему молодому собеседнику. — Сообразил, зачем я тебе все это рассказываю?

— Нет.

— Ну, ты книги из огня спасал, жизнью рисковал ради них, так ведь?

— Я просто не подумал о том, что рискую, не успел подумать, — смутился молодой.

— Что ж, мне и нужен такой, кто не успевает о себе подумать, — решительно кивнул старик. — Преемник мне нужен.

— Преемник?

— Стар ведь я. При Дангельте уже был не молод, а теперь и вовсе. Умру — никто всех этих рукописей больше не увидит. Никогда.

— Кошмар.

— Вот именно. Но выход есть.

— Какой? — тихо спросил молодой человек, уже догадываясь, что именно услышит.

— Простой. Эльф мне тогда еще сказал, что если я кому все свитки сразу покажу, то он их так же, как и я, всегда видеть будет. Я выбрал тебя, — подытожил старик, а потом тоном, не терпящим возражений, повелел: — Собирайся, да и пойдем! Глупо будет, если я прямо сейчас помру, не находишь?!

Трактирная дверь распахнулась, как тяжелый книжный переплет, распахнулась в рассвет, мерцающий, как эльфийский свиток. Они уходили вместе: человек, посмевший предать огню одно из самых полных собраний эльфийских рукописей, и человек, вынесший из безжалостного пламени целую библиотеку.

— Иногда знания необходимо уничтожать, чтобы они сохранились, — тихо, но твердо говорил старик. — Уничтоженное знание может возродиться заново, отданное злу — потеряно навеки.

— А что есть зло, учитель? — спросил юноша.

— Ты и сам знаешь, что на твой вопрос нет однозначного ответа, — промолвил старик. — Что есть зло, что есть добро, что есть ложь, что есть правда… Здесь и сейчас… Там и тогда… В тот единственный и неповторимый миг, когда тебе придется отвечать на этот вопрос… чем они будут, в каких обличьях придут? Каждый раз тебе придется выбирать, кому доверить знание, каждый раз, вглядываясь в лицо просителя, ты будешь задавать себе этот вопрос, и каждый раз тебе придется отвечать на него. Самому себе. А потом отвечать за него. За свой ответ и свой выбор. Перед всеми остальными. И другого пути нет.

Дорога ровной строкой ложилась под ноги…

Валерия Малахова СОРОК ОТТЕНКОВ ЧЕРНОГО

Старый Шиммель Гернзон всю жизнь красил ткани в черный цвет, а потом пеленал ими покойных. Этим занимался отец его, и дед, и прадед, а насчет прапрадеда Шиммель не был уверен. Дело прибыльное, поскольку люди всегда плодятся и умирают — так уж они устроены. Но плодятся люди быстрей, чем умирают, и это хорошо: внукам Шиммеля будет с чего прокормиться, когда придет срок ныне рожденных.

Посему старый Гернзон радовался свадьбам и грустно цокал языком, если Вдаль уходили совсем молодые, которым еще жить да детей растить.