Герои на все времена

Десять минут — как десять часов, десять столетий. Приказы давно отданы, отлаженная боевая машина дивизии и его полка давно запущена и работает, отмеряя последние минуты жизни противника. Десять минут, и на головы врагов обрушится столько смертоносного металла, что от них останутся лишь пряжки солдатских ремней или того меньше. Так было на Свири, так будет и здесь. Десять минут. А что за это время останется от ребят там, на Зубце? Майор как прикованный следил за секундной стрелкой часов. Пятый круг… шестой… десятый…

— Огонь, — прошептал короткую команду Круглов, и, будто услышав его, рассвет взорвался орудийными залпами.

Майор заметил, как косится на него связист, похоже, вид у него сейчас был не из лучших. Круглов схватил листок с координатами и снова перечитал его. Евгений Максимович не видел перед собой карты, но отчего-то был твердо уверен, что последняя пара цифр — место, где сидели разведчики. Впервые за годы войны у майора закололо сердце. Круглов включил радио.

— Ворон, на связь. Ворон, на связь. Тишина.

— Ворон, на связь, это Гнездо. — Майор не имел никаких указаний для разведчиков, он просто понял, что сейчас сойдет с ума, если не услышит голос…

— Это Ворон. — Сашка наконец ответил. Господи, да он ли это?! Его ли охрипший низкий голос звучит сейчас в наушниках?! — По нам бьют минометы… мы держимся… старший сержант Петрин тяжело ранен, но ведет бой… я… я видел нашу работу… Трех дзотов больше нет. Их нет, слышите! Нажмите!!!

И тишина. Только автоматная очередь напоследок.

Круглов не сразу понял, что его теребят за плечо. Все тот же связист.

— Товарищ майор, вам плохо?

Ему плохо? Да, наверное, вот только права на это самое «плохо» у него сейчас нет.

— Ворон! Ворон!!! Сашка! Сынок!!! — Круглов закричал в молчащее радио. — Живи!!!

6

Голова раскалывалась, будто ее засунули в колокол и долго-долго били по нему. Сашка попробовал нащупать автомат, но руки плохо слушались, а ноги отказывались повиноваться вовсе, отзываясь на все попытки лишь слабым шевелением. На вопрос, жив он или мертв, боль во всем теле давала однозначный и исчерпывающий ответ. Где-то рядом гремело и ухало, артобстрел продолжался. Он помнил, как вызвал Круглова, помнил, как повторял координаты целей, боясь, что его не поймут или не услышат. Он не прервался, даже когда рядом свалился тяжело раненный Петрин, продолжавший, несмотря ни на что, отстреливаться. Рядом уже разорвалось несколько мин, а он, полуоглушенный, передавал, передавал, передавал… Потом был провал, из которого его вырвал голос Круглова в наушниках. Он ему что-то кричал, но главное из всего потока слов он услышал — «сынок». Он не мог не ответить…

И вдруг все кончилось. Боль ушла так неожиданно, что Сашка испугался. Он по-прежнему чувствовал свое тело, более того, кулаки послушно сжались и разжались, взор обрел ясность. Лейтенант попытался подняться. Это с легкостью ему удалось, но дальше началось что-то вовсе невероятное. Сашка почувствовал, что поднимается. Он будто оттолкнулся ногами от земли и теперь взлетал, как воздушный шарик на параде. Рядом вновь разорвался тяжелый снаряд. Разведчик ощутил его всем телом и машинально заслонился руками от летящих прямо в него осколков. Он почувствовал, как эти раскаленные куски металла летят мимо него… на полпальца, полволоса, но мимо. Он принял на себя и жар разрыва, и взрывную волну, но боли не было, а легкость все прибывала. Александру было настолько страшно и непонятно то, что с ним происходило, что этот страх съел сам себя. Остался интерес. Лейтенант уже с приличной высоты видел, как снаряды гвоздили по скалам, размалывая их в гранитную крошку. Он видел Зубец и Озерное, как на карте в планшете, где Петрин карандашом поставил метки по его наблюдениям. И сейчас ему казалось, что кто-то невидимый и могучий вот так же метит высоту, только вместо грифеля у него огненный металл тяжелых снарядов. Наших снарядов. Вот в сером цветке взрыва пропал памятный пост на окраине Озерного, лейтенанту показалось, что он даже услышал предсмертные крики. Ушла в небытие минометная батарея, что лупила по их с Петриным укрытию. Снаряды ложились кучно, его полк бил не «по кустам», а по его, Сашкиным, целям! Андреев видел это с высоты, и сердце его наполнялось радостью, к которой добавилась грусть и горечь, когда следующая волна накрыла Зубец и застрявших там финнов.

От созерцания обстрела его отвлекло хлопанье крыльев над головой. Сперва Сашка подумал, что это птица, и хотел отмахнуться, но замер, увидев ее. Она была такой же, как и во сне, дева в кольчуге, только теперь она сдерживала крылатого коня. «Богатырша» еще несколько секунд смотрела на воина, а потом в один взмах конских крыльев оказалась рядом, схватила его за шиворот, бесцеремонно перекинула через круп коня и рванула к налетевшим откуда-то грозовым облакам.