Герой Саламина

Фемистокл пригляделся. Да, конечно, это Альпиника. Он усмехнулся и тронул коня. Душа его сразу омрачилась. Кимон, всюду Кимон. Кимон, который не стесняется заявлять, что он любит Спарту, что он богатства не ценит, а хочет жить лишь так, как живут спартанцы — простой, умеренной жизнью. Как будто в Афинах это не дозволено — жить умеренной жизнью! А давно ли об этом самом Кимоне, сыне Мильтиада, шла скандальная слава о его распущенности, о его пьяных пирах? Теперь же оказывается, что он только и стремится к жизни со спартанским укладом!

«Вижу руку Аристида, ведущую этого юношу, — думал Фемистокл. — Аристид действительно нашел опору себе для утверждения в нашей стране олигархов. Кимон из знатной семьи. Кимон — сын героя при Марафоне. Кимон молод, красив, приветлив… А Фемистокл суров и нетерпелив. Когда строили стену вокруг города, сколько было слез, сколько нареканий — там велел разрушить дом, там потревожил могилы… Его просят, плачут, а он, грубый человек, гонит их прочь и делает, что задумал! Слышал, слышал я все это. Но как это люди не понимают, что Фемистокл со своей грубостью оберегает Афины от спартанского владычества, а вежливый Аристид, теперь уже с помощью Кимона, тащит Афины под спартанское ярмо!..»

Выехав из города, пилагоры направились в сторону Фермопил.

Был пасмурный день. Море неприветливо шумело, забрасывая пеной песчаный берег. Печальные воспоминания против воли угнетали путников — может быть, потревоженные души погибших здесь от руки врага эллинов шли сейчас рядом, заклиная не забывать о них…

Стемнело, когда пилагоры ступили на ту узкую дорогу, где шумели, свергаясь со скал, горячие ручьи. Серый туман испарений стоял над ними, мешаясь с вечерней тьмой. Вот и стена, старая стена, преграждающая дорогу, у которой сражался Леонид. Вот и могильные плиты, поставленные погибшим героям.

Пилагоры спешились. Фемистокл достал вина из походной сумы и совершил возлияние на могилах. Надписи, сделанные на каменных плитах, пропадали в темноте, но афиняне знали их и без того, чтобы разбирать высеченные на камнях строки. Вот могила эллинов — союзников… Вот могила Мегистия… А вот могила Леонида, царя спартанского. Спартанцы поставили льва на его могиле. И сделали надпись:

Путник, скажи в Лакедемоне,

Что, их законам верны, здесь мы костьми полегли.

Пилагоры сели на коней. В ущелье становилось все темнее. Пришлось остановиться на ночь, раскинуть палатки и развести костры. Разговор возвратился к войне, к персам, к Леониду.

— Спарта блистательно показала себя в этой войне, — тоном, не допускающим возражений, сказал пилагор Лисикл. — Спарта дала столько героев!

— Да, да, — тотчас подхватил Толмей, — Спарта победила персов! Павсаний разбил Мардония при Платеях, Леотихид разбил персов при Микале, Леонид погиб славной смертью героя…

Фемистокл с укором посмотрел на них.

— Все Спарта да Спарта! — сказал он. — Ах, друзья мои! А вот Афины, оказывается, не сделали ничего достойного славы! Горько мне говорить об этом, но уже забыто, что победу в большей мере обеспечили афинские корабли…

— Это так! Это так! — отозвался Толмей.

— Уже забыты все ошибки спартанских военачальников, а ошибки были! — продолжал Фемистокл. — И никто не задумывается над тем, что Спарте было отдано все высшее командование! Но неужели Еврибиад победил бы при Артемисии, не имея нашего флота? И разве спартанцы без нас отразили бы врага при Саламине?

— Да, это так! — кивал головой Толмей.

— И никто не вспомнит, что афиняне во время этой тяжкой войны превзошли всех своим самопожертвованием, своим всенародным подвигом, решившись оставить город, и что пострадали они в этой войне больше всех!.. А теперь Спарта по-прежнему руководит в Элладе! И вы, афиняне, миритесь с этим, да еще и восторгаетесь этим!

Ты, пожалуй, прав, Фемистокл, — согласился наконец и Лисикл, — но когда слышишь каждый день — то Аристид выступает, то Кимон, и все о доблестях Спарты, то, конечно… сбиваешься…

— Да, да, сбиваешься, — повторил и Толмей.

«Что за пилагоров мне дали? — с досадой подумал Фемистокл. — Или Аристид заранее позаботился послать поддержку спартанцам?»

Рано утром снова тронулись в путь. Фермопильский проход расширился, горы отступили. Путники выехали на равнину. В дымке туманного солнца показались стены города Трахина. Пилагоры свернули в сторону к храму, стоявшему недалеко от города. На каменных скамьях, стоявших на участке святилища, еще лежала плотная светлая роса. Здесь, под сенью бога, собирались на Совет амфиктионы, посланцы эллинских государств.

Народу собралось много, эллины дорожили Союзом амфиктионии. Обсуждали важные государственные вопросы, обсуждали их бурно, однако к соглашению приходили. Казалось, что так и закончится мирно и доброжелательно этот всеэллинский Совет.

Но тут выступил посол Спарты: