Герои Шипки

…В комнате, куда привели Славейкова, весело гудела печка. На столе стопка чистых листов бумаги, тонкая деревянная ручка, линейка, стеклянная чернильница. Горели две стеариновые свечи, озаряя возбужденное лицо поэта. Он, не медля ни минуты, склонился над столом и стал самозабвенно чертить карту Имитлийского перевала. Вспоминал и наносил на лист бумаги всякий поворот, любой изгиб, каждую вершину, родники, ключи, бьющие прямо из скал, малейшие высотки, тропки, лощины, лужайки, ущелья, скалы, обрывы… Все это почти зримо представлялось ему. И он рисовал даже отдельно стоящие на полянах деревья, под которыми в свое время отдыхал. Чертил, писал, рисовал, а перед глазами как живые возникали бесконечные колонны русских солдат и болгарских ополченцев. Они безмолвно двигались по только что проложенным в глубоком снегу тропам, поднимались на крутые склоны, шлп вдоль закованной в ледяной панцирь, петляющей в ущелье реки, спускались в неглубокие пропасти, разбивали биваки в долинах, окруженных густыми лесами в тяжелых снежных папахах…

Закончив работу, Славейков на мгновение задумался, потом вновь склонился над листом и размашисто приписал:

«Балканы всюду можно пройти!»

Когда он поднимался из-за стола, в окно уже просачивалась мутная мгла зимнего утра. Рассвет с трудом изгонял мрак долгой ночи. Только теперь Славейков почувствовал, как сильно устал, как болят от напряжения глаза. Но на отдых времени уже не оставалось. Он быстро оделся, сунул в карман шубы исписанные листы и вышел на улицу. Он торопился в главный штаб.

В штабе поэт передал докладную и вычерченные им карты. Затем вскочил на коня.

Вечерело, когда он въехал в Ловеч, свернул на крутую улочку и остановился перед большими воротами, над которыми нависала широкая стреха. Громко постучал палкой. Залаяла собака, послышались торопливые шаги. Звякнул засов, калптка отворилась, и на пороге показался крепкий, рослый парень.

— Это ты, Стефан? — спросил Славейков.

Парень пристально всмотрелся в верхового, его губы расплылись в улыбке, юное лицо засветилось радостью.

— Я, господин учитель! — воскликнул юноша. — Слезайте с коня, заходите!

Он взял лошадь под уздцы и помог приезжему сойти на землю.

— Есть в доме люди? — спросил гость.

— Есть, господин учитель! Как не быть? Все наши дома, — радостно отвечал бывший ученик Славейкова. — И отец, и мать, и братья, и сестры — все дома. Проходите, пожалуйста, проходите! Дорогим гостем будете!

— Прекрасно! — улыбнулся Славейков. — Сначала зайдем к родителям, а потом хочу поговорить с тобой наедине. Когда-то ты был одним из самых добрых и умных учеников. Помнится, любил слушать о разных событиях из истории Болгарии, беспокоился за судьбу нашего народа. Я не ошибаюсь?

— Нет, господин учитель. Я и сейчас люблю родину. И еще крепче, чем раньше. Вот и Ловеч уже целых три месяца наш, свободный!

Поставив лошадь в конюшню, оба вошли в большой дом. Вся семья с нескрываемым восторгом встретила гостя. Женщины засучив рукава бросились готовить ужин. Мужчины, окружив поэта, заговорили о минувших сражениях, озабоченно спрашивали о судьбе Шипки. После ожесточенной, кровавой битвы в августе русские солдаты и болгарские ополченцы отбросили крупные силы турецких войск. Что будет дальше? Турки, наверное, копят силы, выжидают удобный момент, чтобы снова напасть?

Наконец расспросы подошли к концу.

— Ты, учитель, видать, устал? — поинтересовался отец Стефана, мужчина могучего телосложения, с пышными, подкрученными кверху, чуть ли не до ушей, молодецкими усами.

— Угадал. Путь немалый проделал, — улыбнулся Славейков.

— Эй, молодка, парни! Ну-ка быстро готовьте стол, — приказал глава семейства.

После ужина Славейков и Стефан поднялись по крутой скрипучей деревянной лестнице на второй этаж и вошли в комнату, приготовленную для гостя. Поэт внимательно посмотрел на юношу. Сильный, умный, спокойный, он не отрывал глаз от учителя и с нетерпением ждал, что тот ему скажет. Но пристальный взгляд Славейкова смутил парня, и он опустил голову.

— Слушай, Стефан, — тихо заговорил Славейков. — Я не требую, чтобы ты поклялся. Знаю тебя хорошо, знаю, какой ты болгарин, какой патриот. Но помни, Стефан, одно: то, что я тебе сейчас скажу, святая тайна! На кол будут сажать — молчи! Слышишь? На кол!

Стефан, не дрогнув, смотрел в глаза учителю. Этот мудрый человек учил их, детей, добру, учил любить родину, Болгарию. Учил мудрости, любви к науке, знаниям. И сегодня это доверие старого учителя потрясло юношу.

— Пусть хоть язык вырвут — слова не добьются! Будет так! — ответил Стефан твердо. И Славейков почувствовал — это правда.

— Тогда слушай! Есть у тебя в Ловече смелый и верный друг?

— Есть, — немного подумав, сказал юноша.

— Разыщи его сегодня же. Сейчас же, ночью! Завтра на рассвете вы оба отправитесь в село Имитли.

— В Имитли? По такому снегу? — удивился Стефан.

— По такому снегу! Знаю, что в горах все тропы завалило. Но вы должны пройти. Нужно тайно пробраться на юг, за Балканы.

— В турецкий лагерь?