Герои «СМЕРШ»

Хрущёв, по его словам, рассчитывал, что против выступит член ГКО Берия. Но тот промолчал…»^{343}

Понятно, почему молчал Лаврентий Павлович, а Никита Сергеевич прикинулся ничего не знающим…

Старший майор госбезопасности Селивановский прекрасно сознавал и всю пагубность принятого Ставкой решения, и то, что обстановка на сталинградском направлении усложняется — или ухудшается? — с каждым днём, так что времени для разговоров, обсуждений и убеждений просто-напросто нет.

«На рассвете 23 июля северная группировка врага превосходящими силами начала наступление против правофланговых дивизий 62-й армии. С первых же минут борьба приобрела ожесточённый характер. Советские воины героически отражали бешеный натиск врага, имевшего на отдельных участках подавляющее превосходство в силах. Так, на участке обороны 84-го гвардейского стрелкового полка 33-й гвардейской стрелковой дивизии враг имел преимущество в людях в 4–5 раз, в орудиях и миномётах — в 9—10 раз, в танках — абсолютное. Фашистская авиация группами по 60–70 самолётов непрерывно бомбила боевые порядки полка.

25 июля противник бросил в бой и свою южную группировку, введя в действие сразу около 100 танков… К исходу дня гитлеровцам удалось прорваться на правом фланге 64-й армии. Создавалась серьёзная угроза охвата 62-й армии с юга»^{344}.

Изначально обе эти армии относились к Сталинградскому фронту.

Учитывая складывавшиеся обстоятельства, Николай Николаевич напрямую направил телеграмму тому человеку, который решал всё, — Сталину. Произошло это, вроде бы, 25 июля. Наверное, чтобы как-то «соблюсти этику» и тем самым хотя бы немного подстраховаться, он отправил копии этой телеграммы наркому Берии и, очевидно, Абакумову. И всё равно…

«Предпринимая такой шаг, Селивановский шёл на исключительный риск. Документ направлялся без согласования с Военным советом фронта, через голову Управления особых отделов и без согласования с наркомом внутренних дел Берией. Всё это Селивановский понимал, о чём свидетельствовало его заявление: “Неважно, что станет с нами. Главное, спасти Сталинград, спасти страну”»^{345}.

Понятно было, сколько врагов он мог приобрести одним махом: весь Военный совет фронта и лично командующего, своего непосредственного начальника Абакумова и всесильного наркома Берию. Хорошо хоть он сделал копии с телеграммы, ибо если бы его начальники не знали про это послание и его содержание и «пускали пузыри» на приёме у Сталина, то Николаю точно было бы не сносить головы…

А так — ничего, всё не только обошлось, но и разрешилось в лучшую сторону.

Правда, сразу же после разговора со Сталиным Берия вызвал в Москву Селивановского, покричал на него, но… как сказала ещё императрица Екатерина II, «победителей не судят». Не то чтобы начальник особого отдела фронта победил командующего — никакой схватки между ними, разумеется, не было, но Верховный прислушался к его точке зрения, и этого на тот момент оказалось достаточно…

Хотя не стоит думать, что в то время Селивановский занимался только «проблемой командующего»: особый отдел Сталинградского фронта напряжённо работал по всем направлениям.

«В августе — сентябре 1942 г., когда немецкие войска вышли к Волге, особое значение приобрела железнодорожная линия Урбах — Баскунчак — Паромная, по которой шло снабжение Сталинградского фронта. С учётом этого немецкая разведка произвела заброску нескольких агентов-диверсантов, которые должны были путём совершения взрывов парализовать работу железной дороги, однако органами военной контрразведки эти попытки были сорваны.

23 августа 1942 г. силами военной контрразведки на левом берегу Волги были задержаны два агента немецкой разведки, которые имели при себе 9,8 кг тола, шесть коробок с запалами и взрывателями, сигнальный фонарь и топографические карты.

В свою очередь, в течение августа особые отделы фронта отправили в тыл противника преимущественно с заданием внедрения в разведывательные органы 30 агентов. Кроме того, при отходе советских частей на новые рубежи были оставлены в неприятельском тылу 46 резидентов, агентов и связников, перед которыми поставлены задачи проникновения в аппарат вражеских разведорганов и сбора контрразведывательных данных. За этот же период из тыла противника возвратились три источника особых отделов, которые доставили ценные сведения в интересах военного командования. <…>»^{346}

Хотя то, о чём мы сейчас сказали, происходило несколько позже описываемых событий, но можно понять, что эта работа делалась и ранее.

Тем временем в Сталинград прилетел начальник Управления особых отделов НКВД СССР Абакумов, сопровождаемый большой группой руководящих работников. Селивановский впоследствии вспоминал:

«Проверку, надо сказать, он устроил очень тщательную: провёл множество бесед с командирами и политработниками воинских частей и соединений, руководителями и сотрудниками особых отделов. Всюду допытывался, действительно ли к Гордову в войсках отрицательное отношение. Моя информация подтвердилась. Не будь этого, мне бы несдобровать»^{347}.