Когда в ожидании сдачи города начались первые переговоры, в дело вмешался лучший помощник истории — случай. 22 октября 1612 года стороны обменялись «закладами», то есть заложниками, и принялись вырабатывать договоренности об условиях будущей капитуляции. В этот момент казаки полка князя Дмитрия Трубецкого неожиданно пошли на приступ, неся с собой лестницы, по которым взобрались на стены Китай-города. «Пискаревский летописец» точно сообщил место, где была прорвана долговременная оборона Москвы: «с Кулишек от Всех Святых с Ыванова лушку»[527]
, то есть с того самого места, где стояла ближайшая к полкам князя Трубецкого «тура» объединенного ополчения, ведшая обстрел города. Следом за первым приступом ополченцев случилось так называемое «китайское взятье», то есть полное освобождение стен Китай-города от оборонявшего их гарнизона, затворившегося в Кремле. У тех, кто сидел в осаде, были основания считать, что их обманули, но остановить противника они уже не могли. Автор одной из разрядных книг неожиданно перешел с сугубо делового стиля на героическую патетику, описывая этот знаменательный момент: «Московски ж воины, яко лвы рыкая, скоряд ко вратом превысокого града Кремля, уповая отомщения врагом своим немедленно воздати». Остававшиеся в Кремле русские люди видели, как «рыцарство» во главе с полковником Струсем решало вопрос о сдаче. Они не могли не отдать должное мужеству своих врагов: «И тако снидошася вкупе на площед вся воинство, посреди ж их стоит началной воевода пан Струе, муж великий храбрости и многова разеужения, и рече: воини Полского народу полковникам и ротмистрам и все рыцерство! Весте сами настоящую сию беду нашу, юже наша кончина приходит; слаткий убо свет минуетца, а горшая тма покрывает и посекаемый меч уже готов бысть. Подайте ми совет благ, да како избыти можем от немилостивого сего меча враг наших»[528]. Совет был один: отправить послов «к воеводам московского воинства».Сдача Москвы растянулась на несколько дней, и из-за этого хронология окончательного освобождения столицы несколько запуталась. Киевский мещанин Богдан Балыка датировал решение Николая Струся о начале переговоров 22 октября, после чего начался штурм Китай-города, едва отбитый осажденными. 26 октября переговоры были окончены, осажденных должны были под присягой выпустить всех из Кремля[529]
. Иосиф Будило говорил, что первый приступ, пришедшийся на 4 ноября (25 октября по юлианскому календарю, принятому в Московском государстве), был отбит, а сдались осажденные только 6 ноября (27 октября), выговорив себе сохранение жизни, и 7 ноября (28 октября) «русские вошли в крепость»[530]. Архиепископ Арсений Елассонский, также до конца пребывавший внутри осажденной Москвы, определенно указывает на более раннее время капитуляции польско-литовского гарнизона. Он писал в своих мемуарах, что «срединная крепость» (то есть Китай-город) была взята войсками ополчения «на рассвете дня в четверг, в шестом часу того дня», то есть 22 октября (1 ноября по григорианскому календарю), после чего, договорившись со старостой Николаем Струсем о сдаче, «оба великие боярина с русскими солдатами вошли внутрь центральной крепости и в царские палаты». Символично, что именно из бывшего двора царя Бориса Годунова в Кремле, где сначала остановился на постой главный распорядитель русских дел в столице велижский староста Александр Госевский, выйдет сдаваться ополчению Кузьмы Минина и князя Дмитрия Михайловича Пожарского в октябре 1612 года последний глава польского гарнизона — староста Николай Струсь[531].