Герои Смуты

Во время сдачи города люди стали стихийно покидать его. Иноземный гарнизон уже был не в силах сопротивляться уходу из Москвы осадных сидельцев: ни своих, ни чужих. Под охраной, на положении заложников оставались только московские бояре во главе с князем Федором Ивановичем Мстиславским. В обмен на их жизнь начальники гарнизона выговорили сохранение своих жизней: «Почали выбегать из Кремля сидельцы русские и литовские люди, а в роспросах сказывали, что бояр князя Федора Ивановича Мстиславского с товарыщи литовские люди роздали за крепкие приставы». Боярин князь Федор Иванович Мстиславский даже участвовал в переговорах с главными воеводами земского ополчения, которые вел староста Николай Струсь. Воеводы ополчения упоминали о переговорах в «застенке», в обширной постройке за кремлевской стеной, находившейся, как писал известный историк Москвы Иван Егорович Забелин, в пространстве, отделявшем крепостную стену от вала, «подальше от Спасского моста, вниз под гору к Москве-реке»[532]: «и ис Кремля в застенок выходил Струсь, и бояр с собою, князя Федора Ивановича Мстиславского с товарыщи выводили, и бояре, князь Федор Иванович Мстиславской с товарыщи всей земле били челом». Упоминание о «застенке», возможно, было не случайным. Именно он, как писал Забелин, служил боярской тюрьмой для «неукротимых» местников, которых «позорно водили в Спасские ворота». Вынужденное нахождение здесь главы московского правительства князя Федора Мстиславского получало тем самым дополнительный смысл смирения первого боярина перед «Землею» в делах царства. Руководитель Боярской думы бил челом «всей земле», что было необходимым подтверждением верховенства власти земского совета объединенного ополчения. «И мы, бояре и воеводы, и вся земля, — писали из ополчения по городам, — город Кремль у литовских приняли, и их бояр и литовских людей не побили, потому что они бояре посяместа были все в неволе, а иные за приставы». Эта грамота руководителей ополчения, отправленная на Белоозеро 6 ноября (старого стиля) 1612 года, дает наиболее точную хронологию и последовательность происходивших событий: 26 октября (5 ноября) из Москвы вышли бояре, а 27 октября (6 ноября) состоялся вход ополчения в столицу: «И октебря в 26 день староста и польские люди бояр, князя Федора Ивановича Мстиславского с товарыщи, нам, бояром и воеводам, и всей земле отдали… И октебря же в 27 день (польские) и литовские люди нам и всей земле добили челом, и милостью Всемогущево, в Троице славимаго, Бога царствующий град Москва от польских и от литовских людей очистилась, и в (Кремле), и в Китае, и в Цареве городе мы сели…»[533]

Когда дело было сделано, главным воеводам приходилось удерживать войско, чтобы оно, по образцу плохих армий, не впало в банальное мародерство и убийство пленных. Самую большую опасность представляли бывшие друзья-казаки, которые снова стали опаснее недавних врагов — литовских людей. Автор «Нового летописца» вспоминал, что когда из осажденного города первым выпустили самых слабых — женщин и детей, казаки были готовы убить князя Дмитрия Пожарского — «что грабить не дал боярынь». В отдельной статье «Нового летописца» — «о выводе боярском и о здаче Кремля города» — описывалось, как полк князя Пожарского едва не вступил в бой с казаками, когда земское ополчение собралось со знаменами и орудиями на Каменном мосту, чтобы встретить выходивших из Кремля членов Боярской думы. На следующий же день, когда дело дошло до выхода из-за кремлевских стен последних воинов польско-литовского гарнизона, казаки взяли-таки реванш и расправились, вопреки договору, с теми, кто на свое несчастье, как полк Николая Струся, был отведен в плен в «таборы» (спасся только сам последний командующий польско-литовским гарнизоном и один из его капитанов, взятые под охрану князем Дмитрием Трубецким)[534].

Память о московской победе 1612 года сохранила только самые важные вехи: 21 августа начался «Хоткеев бой», 22 октября «Китай взяли взятьем», а в Москву «вошли 26 октября»[535]. День взятия Москвы 26 октября, связанный с памятью Дмитрия Солунского, упоминается в сказаниях о Смуте, например автором «Повести о победах Московского государства»[536]. Однако в возобновившихся официальных разрядных книгах-подлинниках записали, что «град Москву… из плену и из работы очистили и учинили свободно октября в 27 день»[537]. В ближайший «день недельный» — воскресенье 1 ноября — обе части ополчения последний раз объединились для молебна на Красной площади. Полк князя Дмитрия Трубецкого собирался в Казанской церкви «за Покровскими вороты», а полк князя Дмитрия Пожарского — в церкви Иоанна Милостивого на Арбате. К Лобному месту была вынесена икона Владимирской Божьей Матери, и с нею всё воинство торжественно вошло в Кремль[538]. Литургия в Успенском соборе символически завершила одну из самых тяжелых страниц Смуты.

* * *