Первая пара приземлилась точно у выложенного «Т» и, быстро освободив полосу, порулила на стоянку. На границе аэродрома летчики выключили моторы и, когда пропеллеры их истребителей перестали вращаться, увидели немцев, которые с автоматами и пистолетами бежали к ним со всех сторон. В это время над посадочной полосой, почти касаясь колесами земли, гасили скорость еще два советских истребителя. Но вот они, видимо поняв оплошность, взревели моторами, поджали под себя шасси, понеслись на бреющем полете прочь от вражеского аэродрома. Вслед за ними умчались и остальные. Над летным полем воцарилась тишина. И в этой тишине отчетливо послышались вздохи запускаемых моторов на двух одиноких краснозвездных истребителях. Медленно проворачивались лопасти винтов, из патрубков струился сизый дымок, но перегретые моторы не запускались. А гитлеровцы были совсем уже рядом. И ведущий пары капитан Егоров решил принять неравный бой. Он понял, что штурман бомбардировщика, который вел их группу из тыла на фронтовой аэродром, допустил непоправимую ошибку: вместо Ростова он завел их к противнику. Горизонтальная видимость во время полета была плохой, и летчики-истребители безраздельно доверились лидеру. Заходя на посадку, они видели немецкие самолеты, стоявшие на земле, но были уверены, что это трофейные машины. Ведь Советская Армия наступала. На многих наших аэродромах между Волгой и берегом Азовского моря стояли немецкие самолеты. Двум советским летчикам пришлось расплачиваться за ошибку штурмана и свою беспечность. В их распоряжении было личное оружие. По одному пистолету. Всего две обоймы — шестнадцать патронов на каждого. Прогремел одинокий выстрел. Первым повалился на землю высокий гитлеровец, успевший подбежать к советским истребителям ближе других. Остальные метнулись в сторону, залегли.
Горохом рассыпались автоматные очереди. Короткими перебежками подвигались немцы к двум одиноко стоявшим советским истребителям, которые поблескивали красными звездами на фоне машин, меченных черными крестами и фашистской свастикой. Уже более десяти гитлеровцев валялось вокруг, когда Егоров приставил пистолет к виску. У него оставалась одна пуля.
Его ведомый в горячке боя расстрелял все шестнадцать патронов. Бензиновый бак в самолете был пробит автоматной очередью. Под ногами, по полу кабины растекся бензин.
Немцы не заметили, как летчик чиркнул спичкой. Они только увидели, как захлопнулся над его головой фонарь кабины и тут же пламя мигом охватило машину.
Гитлеровцы бросились прочь от русского истребителя. Даже умирая, безоружный советский летчик заставил их отступить.
Враги хоронили летчиков с почестями. Командир 111-й пехотной дивизии генерал Рекнагель решил поднять боевой дух «непобедимых» солдат великой Германии: после разгрома и пленения 6-й армии фельдмаршала Паулюса, после панического бегства с просторов Кубани и Дона солдаты фюрера стали слишком часто сдаваться в плен.
Вот почему обер-лейтенант обратился на кладбище с речью к своим подчиненным. Он призывал солдат помнить о подвиге их врагов — русских летчиков, которые предпочли смерть позорному плену.
Жители Таганрога ежедневно носили на могилы героев живые цветы. Подпольщики расклеивали на городском кладбище листовки с призывами отомстить немцам за смерть советских летчиков.
А ортскомендант майор Штайнвакс решил использовать эти похороны в пропагандистских целях. По всему городу развесил он объявления, в которых разъяснил гражданам, с каким уважением немцы чтят героев, павших в открытом бою. «Но германское командование будет сурово карать большевистских агентов, действующих из-за угла, уничтожающих боевую технику немецкой армии и стреляющих в спину солдатам фюрера». Так заканчивалось это обращение.
Со дня на день ждал Василий Афонов появления в Таганроге представителя Красной Армии. Хотелось побыстрее сообщить командованию фронта ценнейшие разведывательные данные, собранные подпольщиками. Но после возвращения Копылова с той стороны прошло уже около месяца, а обещанный связной с радиостанцией так и не появился. Потеряв всякую надежду дождаться его, Василий решил вновь послать Копылова через линию фронта.
В воскресенье вместе с Максимом Плотниковым он отправился в Михайловку. Не успели они выйти из города, как им повстречался Акименко. Незаметно озираясь по сторонам, он как бы невзначай подошел к Василию и Максиму, попросил у них прикурить. Нагнувшись над горящим фитилем зажигалки, тихо проговорил:
— Копылов арестован. Забрали вчера ночью. Я к вам собрался, но, кажется, и за мной следят...
— Возвращайся к себе в Михайловку. В городе не показывайся, — сказал Василий, исподлобья оглядывая немноголюдную улицу.