Герой того еще времени

Бабушка… Она одна как-то так воспитывала меня, незаметно для меня самого, не применяя репрессивных мер. И, с одной стороны, в то время, что жил под ее опекой, я рос, как трава, – не чувствовал ее вмешательства в мои дела (она все время пропадала на огороде либо занималась делами по дому и скотиной); с другой, она тем не менее подправляла мое движение по жизни так, что я не сильно отклонялся от курса, заданного мне родителями.

Я привозил в Занино целую библиотеку книг для классного и внеклассного чтения и жил в своем «нарисованном» мире. Но этот мой мир был сильно идеологизирован, и я был примерным пионером, у которого еще не возникало сомнений в правильности курса партии и правительства. Вообще средства массовой информации, кино и книги оказывали на мой незашлакованный мозг огромное влияние. В дни войны на Ближнем Востоке я безоговорочно верил в вероломство Англии, Франции и Израиля в войне не только в районе Суэцкого канала, но и против Советского Союза. Самолеты, которые летали в окрестностях Занина, проводя учения, представлялись мне вражеской армадой. Короче, победив хорька, я готовился отражать агрессию мирового капитализма. Да и пропагандист во мне не дремал – я, как миссионер, нес в массы учение Маркса – Ленина… И неважно, что моими «массами» была единственная слушательница – бабушка, неважно… Я с горячим сердцем вел среди нее агитацию, но она почему-то не поддавалась.

– Ба, а скажи, вот ты при барине жила, когда революция была, ты же помнишь?

– Конечно, помню, мне уже двадцать три было, я уже Нинку родила…

– Так, скажи, при барине ведь хуже жилось?

– Почемуй-то хуже? Лучше жилось.

– Не, ты не понимаешь…

– Чегой-то я не понимаю?

– Ну, значит, не помнишь…

– Помню я все. Хорошо мы жили при барине, добрый барин был, не обижал нас.

– Да вот ты даже грамоте не выучилась.

– Не выучилась… Дура была, обиделась на замечание учителя, а потом в лесу пряталась и не ходила в школу.

От неожиданного отпора я терялся, не понимая, как можно не разуметь очевидные вещи. Баба Деня тоже не спешила обращать меня в свою диссидентскую веру, и мы отходили на свои рубежи, лениво перестреливаясь.

В следующий раз я уже выступал в роли пламенного пионера-атеиста и нападал на иконы с лампадкой, висящие в красном углу. Бабушка, не вступая со мной в кровопролитные сражения, как-то очень мудро уходила от моих наскоков, гася мою пропагандистскую дурь доброй улыбкой.

Нужно сказать, что она не посещала церковь и службы… Не знаю, как было бы, если бы в Занино был храм, но фанатизма по отношению к религии в нашей семье не наблюдалось, хотя и богохульство не дозволялось тоже. Больше того, однажды я услышал от бабы Дени фразу, которая (я уже был взрослым и довольно начитанным парнем) меня поразила:

– Знаешь, Славка, Бога, наверное, нет… Если бы он был, то разве мог бы допустить войну? И потом, что же я-то так всю жизнь мучаюсь? Счастливые денечки-то по пальцам можно пересчитать.

– Не знаю, ба, – в растерянности ответил я. Пускаться в длинные рассуждения не хотелось. Да и не ждала она от меня ответа. Это было продолжение какого-то ее внутреннего монолога.

Баба Деня и переезд в Москву

Время шло, бабушка не молодела… Все тяжелее давались зимовки в Занино. Деревня пустела, народ разбегался по окрестным городам в поисках лучшей доли. «Мудрое» руководство Хрущева, пустившего под нож домашнюю скотину, сделало жизнь еще более «сладкой». И все чаще в нашем доме велись разговоры, что надо продавать дом в Занино и забирать бабушку в Москву. Мы в Москве стали жить в финансовом смысле повольготнее – сестра выросла, вышла замуж и жила отдельно, отцу повысили зарплату, да и я поступил в институт и мог претендовать на стипендию. Так что худо-бедно…

И вот со слезами на глазах бабушка соглашается на переезд к дочке в столицу. Нашелся покупатель на дом, сделка купли-продажи прошла успешно – дом отошел в хорошие руки и до сих пор принимает в своих стенах московских и тульских родственников новых хозяев. И я, когда попадаю в Занино, с нежностью смотрю на старое жилище бабы Дени, тем более что липка около дома, хотя и изрядно подсохла и потеряла часть ветвей, все еще стоит на посту, как верный часовой.

Была осень, яблоки и картошку убрали. Родители предложили раздать урожай деревенским, но бабушка наотрез отказалась… Она сказала, что надо все это продать, потому что на эти деньги она сможет прожить целый год. В итоге картошку и яблоки мы продали на Центральном рынке в Москве, и бабушка получила деньги, приплюсовав их к средствам, вырученным за дом, а мы с сестрой и отцом получили бесценный опыт, проторговав на колхозном рынке полтора дня.