Герои, творцы и хранители японской старины

Мещеряков А Н Герои, творцы и хранители японской старины

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие

Ямато Такэру: богатырская реальность образа

Царевич Сётоку: преданный Будде администратор

Поэты «Манъёсю» стихи для общества и общество для стихов

Докё: война и мир двух теократии

Буддийские проповедники: созидатели чуда

Кукай: безупречная каллиграфия эзотерической политики

Сугавара Митидзанэ: трагедия обожествления

Ки-но Цураюки: поэт или стихоплет?

Мурасаки-сикибу: ненапрасный дар

Примечания

Литература

Список ранних японских правителей с указанием девизов правлений

Указатель имен [в данном файле опущен. — aut]

Summary

ПРЕДИСЛОВИЕ

Книга эта представляет собой попытку жизнеописания выдающихся личностей древней и средневековой Японии. Вероятно, каждому из исследователей, работающему в биографическом жанре, хочется помимо общественной значимости своих героев показать, что они представляли собой как люди — кого любили, кого ненавидели, что предпочитали на ужин и как из всех этих «пустяков» вырастает фигура достаточно крупная — различимая и из сегодняшнего дня. К сожалению, во многих случаях мы были лишены такой возможности — наиболее ранние источники редко касаются вопросов, связанных с личными качествами наших «героев». Поэтому некоторые очерки (о Ямато Такэру, Сётоку, Докё) нам пришлось построить не столько как повествование жизнеописательное, сколько как рассказ о времени, в которое довелось жить персонажам книги.

Так же мало биографических сведений сохранилось о поэтах «Манъёсю» и об авторах буддийских легенд. Однако недостаток этих сведений до некоторой степени компенсируется возможностью прочтения собственных произведений авторов — через отображенный в их творчестве мир мы можем увидеть и их самих.

И наконец, источники позволили в заключительной части книги до некоторой степени приблизиться к сбалансированному изложению, включающему в себя рассмотрение психологии личности.

Воссоздание жизни людей древности и средневековья возможно, естественно, лишь на материале письменных свидетельств того времени. Поэтому проблема текста (способов его порождения, функционирования и восприятия) в его отношении к культуре оказалась в книге одной из главных. Некоторые наши утверждения относительно текста высказываются впервые, п поэтому не всегда удалось, возможно, избежать некоторой полемической заостренности. Следует, конечно, иметь в виду, что любая схема любого, в том числе и литературного процесса не может охватить всего многообразия фактов. Поэтому, когда мы пытаемся определить его закономерности, речь может идти лишь о тенденции.

Выбор тех или иных исторических фигур был продиктован следующим: каждый конкретный период мы старались представить личностью, на примере жизни и творчества которой можно было бы с наибольшей достоверностью и полнотой дать изображение культуры данного времени.

Несмотря на определенную самостоятельность очерков, каждый из них занимает свое место в книге, отражая определенный этап в истории развития представлений общества о личности и личности — об обществе и о себе.

За время, о котором ведется рассказ в этой книге, в Японии произошло множество самых разнообразных событий. Для нас, далеких потомков, возможно, самым главным из них было формирование культуры, известной нам под названием японской. При написании книги более всего нас интересовала роль человека в многомерном процессе созидания культуры. В последнее время историки и литературоведы излишне увлеклись, как нам кажется, построением универсальных схем, из которых выпал человек как носитель и строитель жизни. История, лишенная своего творца — человека, перестает быть живой. Историю же мы понимаем предельно широко — как все бывшее.

Отнюдь не умаляя своеобразия путей становления японской культуры, мы пытались показать, что и с людьми той далекой поры можно вести диалог. Ввиду традиционной открытости нашей культуры задача эта посильна. Недаром А. Блок писал:

Нам внятно все — и острый галльский смысл
И сумрачный германский гений…

Хочется, чтобы и homo japonicus стал нам хоть немного понятнее.

Ямато Такэру: БОГАТЫРСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ОБРАЗА

"Государь хочет моей смерти.

Зачем он послал меня усмирять

злобных людей на западе?

А как только я вернулся,

он послал меня усмирять злобных

людей двенадцати областей

на востоке и не дал войска…"