Герои в красных галстуках

иля Огнев, как и многие другие елецкие комсомольцы, в годы войны был разведчиком при разведотряде 13-й армии. Не раз он ходил в тыл врага, собирал ценные сведения. В начале 1942 года Виля вместе с Клавой Шаталовой и Сеней Кондаревым был схвачен гитлеровцами, когда возвращался с задания. После страшных пыток гитлеровцы казнили отважных комсомольцев в г. Малоархангельске.

Голубые небеса над крышей.
Были дни июньские светлы.
Жили у соседского мальчишки —
Голубая радость — шиншиллы.
Приходил он к ним в сарайчик тесный.
И в глазах сияние всегда.
Одержим мечтою был чудесной:
Вдаль водить составы-поезда.
А еще он песню об Орленке
Хоть часами слушать был готов,
И времен гражданской кинопленки,
Превращали в явь картины снов.
…А над миром — когти черных свастик,
И Европа корчится в огне.,
Спать ложась, мы думали о счастье,
А проснулись утром на войне,
Позабыть ли, как сирены выли,
В затемненных улицах Ельца…
Далеко легли дороги Вили
В лютом смерче дыма и свинца.
Фронтовые тягостные будни:
Ночь, как день, и день, глядящий в тьму.
На войне солдату даже трудно.
А мальчишке вовсе б ни к чему.
Разливалась огненная лава
По земле советской дорогой.
Знаю, что, не думая о славе,
Шел разведчик в логово врагов.
В родину и в город свой.
влюбленный,
Нес, как клятву, в сердце слово
«месть»,
Мне теперь назвать его орленком
Выпала нерадостная честь.
По-другому рассказать бы рада
Об орленке людям я была,
Но в кольцо фашистская засада
Юного разведчика взяла…
…Били, жгли горящими свечами,
Рвали в пытке крепко сжатый рот.
Презирая боль, в ответ молчал он.
Под ногами зыбко пол качало.
Падал наискось подвальный свод.
…В наше время,
не в средневековье,
Наяву, не в Дантовом аду,
По дороге, полной слез и крови,
К виселице мальчика ведут.
Безъязыкий рот молчаньем скован,
А во взоре — света торжество.
Захлестнуло петлею пеньковой
Юность нерасцветшую его.
В День Победы багровели стяги.
Гордостью наполнились сердца.
И за недошедших на рейхстаге
Кто-то написал: «Мы — из Ельца!»

А. Гринько Маленький чекист

олько что отгрохотали взрывы. Очередная бомбежка принесла Воронежу новые разрушения и человеческие жертвы. Переждав налет в подвале разрушенного здания, взвод чекистов возобновил движение. Младший лейтенант Арефьев получил задачу занять оборону на улице Степана Разина и прикрыть подступы к Чернавскому мосту. Командир вел бойцов к новому оборонительному рубежу.

Красноармейцы не узнавали знакомых кварталов. К прежним разрушениям прибавились новые. Извилистая тропка, петлявшая между глыбами железобетона и горами щебня, то и дело прерывалась новыми нагромождениями. Там, где нельзя было обойти препятствия, бойцы, помогая друг другу, прокладывали новую тропку.

Так они вышли к небольшому скверику.

На развилке улиц Степана Разина, Цюрупы и Сакко и Ванцетти, чуть ниже Манежной площади, чекисты стали занимать оборону в одном из опустевших каменных домов. В это время они услышали песню. Звонкий мальчишеский голос, видимо, в такт шагам, выговаривал:

Но, пулей вражеской сраженный,
Допеть до конца не успел!

Песня раздалась совсем рядом. Из-за угла соседнего здания вышел мальчик и, увидев людей, оборвал ее. Мальчик был невысокий, худой, в сером пиджаке с чужого плеча. Русые, выгоревшие на солнце волосы вихрами торчали на непокрытой голове. Увидев красноармейцев, мальчик рывком выхватил из кармана штанов гранату-лимонку, строго спросил:

— Кто такие?