Герой вашего времени

И пошло-поехало. Отвернулись от Павла Лаврентьевича друзья, потому что кому охота про грядущий цирроз печени да скорую импотенцию выслушивать; жена ночами к стенке и ни-ни, чтоб не пророчил о перспективах жизни совместной; на работе опять же одни неприятности, – так это еще до предсказаний судеб начальников отделов, судеб одинаковых и одинаково гнусных…

Пробовал Манюнчиков молчать и три дня молчал-таки, хотя и зуд немалый в языке испытывал, а также в иных частях тела, к пророчествам вроде бы касательства не имеющих, – три дня, и все коту Вячеславу под хвост, потому как подлец Лихтенштейн при виде душевных терзаний коллеги взял да и спросил с ехидством: «Ну что, Паша, скоро заговорит наша валаамова ослица?!»

Глянул на эрудита взбешенный Манюнчиков, и «Типун тебе на язык!» сам вырвался, непроизвольно. Не поверил Сашка, улыбнулся, в последний раз улыбнулся, на неделю вперед, по причине стоматита обширного, от эрудиции, видимо, и образовавшегося…

И вот однажды сидел удрученный Павел Лаврентьевич в скверике, думу горькую думая, а рядом с ним старичок подсел, седенький такой, румяный, бодрый еще, – и изложил ему Манюнчиков неожиданно для себя самого всю историю предсказаний своих несуразных и бед, от них проистекающих.

Не удивился старичок, головкой кругленькой покивал и говорит: «Ничего экстраординарного я у вас, голубчик, не наблюдаю, обыкновенный синдром Кассандры, и все тут».

Хотел было Манюнчиков обидеться, но сдержался, и правильно, потому как изложил ему академический старичок и про пророчицу Кассандру, в древней Трое проживавшую, и про проклятие Аполлона, за треп несвоевременный на нее наложенное, так что в предсказания ее никто не верил, хоть и правду вещала Кассандра, только неприятную весьма, даже для привычного эллинского слуха неприятную…

А в конце лекции своей подал старичок надежду вконец понурившемуся Павлу Лаврентьевичу.

– Вы, – говорит, – людям дурное пророчите, вот они вам и не верят, ибо человек по натуре своей оптимист. Тут, голубчик, связь причинно-следственная имеется: вам не верят, а оно сбывается. Вот и найдите кого-то, кто в слова ваши поверит, – глядишь, оно тогда и не сбудется, и вздохнете вы с облегчением…

Сказал, встал с лавочки и к выходу направился. Поинтересовался Манюнчиков, откуда старичок столь осведомленный образовался, а тот и сам признался: дескать, и у него синдром, только другой, имени маркиза какого-то заграничного.

Порылся после любопытный Павел Лаврентьевич в энциклопедии и отыскал там маркиза оного, де Садом именуемого, а заодно и о происхождении садизма вычитал, – то есть совет советом, а убрался он из скверика крайне своевременно.

Полный список людей, не поверивших Павлу Лаврентьевичу и за неверие свое пострадавших, мы приводить решительно отказываемся по причине дороговизны бумаги, а также полного единообразия последствий. Особый интерес вызывают разве что сотрудники иностранных консульств в Занзибаре, так до конца своего и не уверовавшие в возможность конвенции о каннибализме, да заезжий английский миллионер, собравшийся было завещать Манюнчикову все свое состояние, но вовремя раздумавший, при предвещании грядущих неудач в гареме разорившегося шейха арабского…

Ну кто мог знать, что стоящая рядом блондинка – не секретарша пожилого греховодника, а жена законная, почище ревнивой Люськи?! И напрасно дипломатичный Павел Лаврентьевич разъяснял ей на пальцах, что гарем еще только имеет место быть купленным, – хорошо хоть местные сопровождающие по шее не дали, из апартаментов выводя, пожалели убогого…

А старичка советчика Манюнчиков встретил как-то в скверике памятном, где академик приглашал к себе на чашку чая молоденькую девицу с немного вдавленной переносицей, даму, однако, не портящей, а дедушку возбуждающей.

Умный был старичок, начитанный, а и он не поверил Павлу Лаврентьевичу, хотя здесь и синдрома кассандровского не потребовалось – девочку эту Манюнчиков видал ранее, в городском Дворце спорта видал, на турнире по фулл контакт карате, и представление о ее женственности имел изрядное.

Не поверил старичок и теперь жалеет небось, да и как не жалеть, когда колясок инвалидных в продаже нет, а без них со сломанным позвоночником до скверика не добраться…

…Шло время, и отчаяние овладело вконец обессиленным Манюнчиковым. И в полной тоске стоял он как-то в очереди за колбасой, сам себе пророча, что не хватит, и сам себе не веря. Стоял и слушал одного голодного оптимиста, вещавшего озверелым любителям колбасы о временных трудностях, после которых все будет гораздо лучше.

Глянул на оратора Павел Лаврентьевич, глянул – и все понял.

– Лучше? – скептически ухмыльнулся пророк. – Лучше не будет.

Очередь затихла, и в тусклых глазах появилось новое, незнакомое выражение.