Сунул довольный Манюнчиков в урну нагрузку рублевую – три брошюры «СПИД – чума человечества» – и на базар отправился.
Ах, рынок Востока!.. Просим прощения – вах, базар Востока! Прибежище и Дворец культуры правоверного, где розы алее губ красавицы, дыни желтее щек скупца, шашлык нежнее пальцев карманного вора, а цены выше самаркандского минарета…
Так бы и ходил ослепленный Павел Лаврентьевич меж рядами, распустив павлиний хвост любопытства, – но, к неудовольствию своему, обнаружил он позади эскорт непонятный, в виде тощего туземца с хитрой азиатской рожей, на которой красовался чужеродный европейский нос, острый и длинный.
Ох и не понравился тощий «хвост» свободолюбивому Манюнчикову, да и в гостиницу пора было возвращаться. Глянул Павел Лаврентьевич на часы свои дедовские, старинные, фирмы «Победа», – глядь, а туземец уже тут как тут, рядом стоит, носиком крысиным шмыгает и на часы смотрит с жадностью.
– Дай часы, – неожиданно с детской непосредственностью заявил абориген.
– Половина пятого, – машинально ответил Манюнчиков и устремился к выходу.
Субъект заколебался, потоптался на месте – и снова тенью пристроился за спиной Павла Лаврентьевича.
«Тьфу ты, напасть какая!» – огорченно подумал Манюнчиков, пытаясь обогнуть трех местных жителей, торговавших в базарных воротах. Этот маневр не удался ему с первого раза, равно как со второго и с третьего. Уголовная компания прочно загородила дорогу, и центральный Илья Муромец попытался сложить части помятого лица в дружелюбную гримасу.
– Слышь, мужик, ты б часы-то отдал, – отвязал наконец центральный верблюда своего красноречия.
– Фиг тебе! – не остался в долгу Павел Лаврентьевич, подтвердив сказанное «министерским» кукишем.
Агрессоры замялись.
– Ты б не ругался, а? – виновато просипел собеседник Манюнчикова. – А то мы тово…
– Чего – тово? – неожиданно заинтересовался крайний, до того молчавший.
– Ну, тово… – в раздумье протянул Муромец. – Значит, то есть не этово…
– Нет, ты уж разъясни! – не уступал любопытный напарник.
– Да чего там разъяснять?.. Тово, и все…
Надоела Павлу Лаврентьевичу беседа эта содержательная, обогнул он спорящих и в гостиницу направился. Шагов сто пройдя, обернулся Манюнчиков – и тощего туземца увидел, к спору подключившегося. Носатый обильно жестикулировал – видать, взволновала его проблема обсуждаемая. Пожал плечами Павел Лаврентьевич, на часы еще раз глянул – и побрел восвояси.
День следующий прошел в трудах. Унылый Манюнчиков сидел над поломанным аппаратом «зозулятором», прозванным так в честь изобретателя Зозули, ничего про аппарат этот не зная, кроме вышеуказанной информации. Техническая документация дела отнюдь не прояснила, и после пятой попытки прочесть справа налево вывеску «ПО Карабогазсульфат» ушел Манюнчиков с химзавода, преисполненный сознанием честно не выполненного долга.
От завода до городка было километра полтора. Шел Павел Лаврентьевич, шел, на барханы поглядывал, сигаретку курил – и высмотрел-таки в пустыне близлежащей девушку странную, в песках этих гнусных травки собирающую – хотя травкам-то здесь никак не место было.
Сорвала девушка очередную верблюжью колючку, в пальцах помяла, понюхала и к Манюнчикову направилась. Подошла и говорит тихо:
– Здравствуйте, Павел Лаврентьевич.
– Салам-алейкум, – ответил Манюнчиков, начиная привыкать к чужим дурацким вопросам и своим дурацким ответам. После постоял и, чтоб болваном полным не выглядеть, осведомился: – А откуда, собственно, вы меня знаете?
– Да уж как не знать, – улыбнулась девушка. – Вы ведь избранник, вам в новолуние могут открыться Врата Третьей Сферы.
– Не могут, – уверенно заявил Павел Лаврентьевич. – Я в командировке.
– Могут-могут, – пресекла девушка попытку Манюнчикова увильнуть от ответственности. – Непременно откроются, и вы войдете в Обитель Счастья. Держите. – И протянула пыльный крохотный букетик.
– Спасибо, – сказал Манюнчиков, вертя подарок в руках. – Очень приятно.
– А это не для приятности, – как-то очень невежливо прервала его девушка, – травки эти вас по Сферам проведут. Чекмет – по первой, зира – по второй… А третью травку вы сами найдете. Знак подскажет. – И пальчиком тоненьким на часы дедовские указала.
Вот этот-то жест и вывел Павла Лаврентьевича из состояния лирического. Руку отдернув, попрощался он сухо да прочь пошел.
Букетик, однако, не выбросил. В карман сунул.
А в номере гостиничном обнаружил удивленный Манюнчиков давешних базарных витязей, всей троицей игравших в нарды с тощим и носатым. Справедливое возмущение хозяина узрев, повскакали интервенты с койки и в шеренгу по одному перед Манюнчиковым выстроились.
– Прощения просим, Павел Лаврентьевич, – смущенно забасил Муромец, – ты уж не серчай… Мы вчера тово…
– A сегодня – этово! – встрял в разговор носатый, неизвестно откуда извлекая пару бутылок водки, и палку колбасы копченой, и балыка кусок изрядный, и…