«Я сильнее, чем должен быть, — подумал Эленд. Повернувшись, он отсек изумленной твари руку. — Почему же я не могу защитить людей, которыми управляю?»
Будто желая показать, что это ему по силам, император закричал и разрубил колосса пополам. Тварь развалилась на два кровоточащих куска.
«Где взять еще сил, чтобы всех защитить? — яростно спросил себя Эленд. — Что я для этого должен сделать?»
К нему вдруг точно вернулись слова, сказанные Вин несколько месяцев назад в городке под названием Ветитан. Она назвала все, что он делал, краткосрочными мерами. Но что еще он мог предпринять? Он не был убийцей богов, не был героем из пророчества. Он был обычным человеком.
И похоже, настало время, когда обычные люди — даже алломанты — перестали что-то значить. С отчаянием император бросился рубить колоссов одного за другим. Но, как и в Фадрексе, его старания были бесплодны.
Деревня продолжала гореть. Сквозь звуки сражения Эленд слышал женский плач, детские крики, стоны умирающих. Он убивал без остановки, но это ничего не меняло в судьбе жителей деревни. Он обрушил на колоссов мощный алломантический импульс, гасящий эмоции, однако они устояли. Ни один не покорился. Означало ли это, что их контролирует инквизитор? Или они просто не были достаточно испуганы?
Эленд продолжал сражаться. Воцарившаяся повсюду смерть была своеобразной метафорой всего, что он сделал за последние три года. Он должен защитить своих людей — он так отчаянно пытался их защитить. Он преграждал путь армиям, свергал тиранов, писал законы и собирал запасы продовольствия, отнимая излишки. Но в океане смерти, хаоса и боли все его действия были лишь крохотной каплей. Он не мог спасти империю, оберегая один из ее уголков, как не мог и спасти целую деревню, прикончив нескольких колоссов.
Что толку убивать чудовище, если на его месте возникнут два? Что толку искать продовольствие для подданных, если вся земля покрыта удушающим пеплом? Кому нужен император, который не может спасти даже одну-единственную деревню?
Эленд никогда не испытывал жажды власти. Он был мыслителем, ученым и к управлению империей относился как к научной проблеме. Но, сражаясь той ночью посреди горящего тумана, падающего пепла и смерти, он начал догадываться, что движет людьми, стремящимися к власти.
Желание защитить. В тот момент Эленд принял бы силу, присущую божеству, если бы знал, что сможет с ее помощью спасти всех.
Он повалил еще одного колосса, а потом обернулся на чей-то крик. Из ближайшего дома вытаскивали молодую женщину. Пожилой мужчина пытался удержать ее, схватив за руку, и оба звали на помощь. Эленд сунул руку за пазуху и вытащил кошелек с монетами. Подбросил в воздух и одновременно потянул половину монет на себя, а другую оттолкнул прочь. Кошелек взорвался — кусочки металла разлетелись во все стороны, и часть их Эленд направил на колосса, который тянул женщину к себе.
Монстр охнул от боли, но не остановился. Монеты редко причиняли вред колоссам: ими нужно было целиться очень точно, чтобы убить. У Вин это получалось.
Эленд не стал бы так церемониться, даже если бы смог. Он вызывающе закричал и снова осыпал чудовище монетами. Притягивал их к себе с земли, а потом один за другим отправлял блестящие маленькие снаряды в синее тело монстра. Спину колосса залила кровь, и тот наконец неуклюже повалился на землю.
Мельком заметив проблеск надежды на лицах отца и дочери, Эленд повернулся к очередному противнику. Монстр поднял оружие, готовясь обрушить его на человека, но тот лишь яростно закричал.
«Я должен их защитить!» — вертелось у него в голове.
Нужно было захватить все войско, а не тратить время, убивая колоссов по одному. Но они продолжали упорно сопротивляться алломантии. Куда же подевался их страж-инквизитор?
Пока колосс замахивался, Эленд разжег пьютер и отскочил в сторону, а потом отсек твари кисть руки. Колосс закричал от боли. Эленд снова кинулся в драку. Жители деревни начали собираться вокруг него. Эти крестьяне явно не умели сражаться — они были под защитой Йомена и не сталкивались с бандитами или армиями, ищущими поживы. Но хоть навыков им и не хватало, они явно понимали, что нужно держаться поблизости от рожденного туманом. Их отчаявшиеся, умоляющие глаза побуждали Эленда рубить колосса за колоссом.
На мгновение ему вдруг стало все равно, было ли происходящее правильным или нет. Он просто сражался. Жажда битвы горела в нем, словно один из металлов, и отчасти это была жажда убивать. Поэтому Эленд продолжал биться — ради изумления в глазах людей, ради надежды, которая расцветала с каждым его ударом. Они почти распрощались со своими жизнями, как вдруг какой-то человек свалился с неба и начал их защищать.