Герой войны с чиновниками

«Хоть что-то», - подумал Михаил и отметил ее месторасположение. Одновременно с этим он округлил глаза, выражая радостное изумление, и вдруг его осенило. Он понял, как найти совесть.

- А благотворительность как-то учитывается?

- Чего? – изумился чиновник.

- Мы занимаемся благотворительностью, – пояснил Михаил. - Помогаем детскому дому и спортивной школе. Может быть, есть какие-нибудь налоговые послабления на время строительства бюджетного объекта?

- На хрена ж ты этой херней занимаешься, Мать Тереза? – поинтересовался Семен Леонидович, - Какая такая благотворительность?

Было заметно, что Михаил начал стремительно терять вес в глазах чиновника.

- Детей люблю, - соврал директор и произнес ключевую фразу: - Ведь Вы же любите своих детей, Семен Леонидович?

Без сомнения чиновник любил своих детей и сильно переживал за них. Как они сейчас там, в Лондоне, бедняжки?

Такие светлые головы были у отпрысков Семена Леонидовича, что тускло им стало в темной России! Пришлось отправлять их на чужбину, в просветленную Европу. Сынишке стукнуло всего двадцать, а дочурке восемнадцать. Но хватка у них была, как у Джона Рокфеллера в семьдесят пять. О, вы бы видели этих деток! Ни у кого нет, и никогда не было таких славных и талантливых деток! Далеко пойдут отпрыски Семена Леонидовича. А папа им поможет найти правильную и ровную дорогу.

Любовь к своим детям затрепетала в душе чиновника, разворошив плотный ковер его пороков. Появились на свет проростки человеколюбия, доброты, прочего альтруизма и маленькая скукоженная совесть, плотно оплетенная лианами эгоизма.

- Наконец то! – выдохнул Михаил и, бережно обхватив блеклый стебелек совести Семена Леонидовича, начал накачивать ее энергией. Сначала несильно, легонько, боясь сжечь, но та не откликалась. Тогда Михаил увеличил мощность, потом еще и еще. У него начала кружиться голова, когда совесть рывком распрямилась и пошла в стремительный рост.

Чиновник сначала побледнел, затем сделался красным, как после виагры с водкой. Он откинулся в кресле. Его глаза расширились.

- Вот что, Миша, - медленно произнес зам главы, - давай закругляться. Потом как-нибудь договорим. Что-то нехорошо мне стало.

Он глубоко вздохнул и выдохнул медленно, с шумом, выпуская воздух через сжатые губы. Ему явно было очень нехорошо.

Михаил пожал плечами и забрал свою визитку, пролежавшую всю встречу на столе.

«Вот, такой упакованный, а ничего с собой на тот свет взять не сможет. Даже золотые часы никто в гроб не положит», - злорадно подумал Михаил, наслаждаясь стремительными преобразованиями в душе Семена Леонидовича. Совесть чиновника прорвалась через окружающий ее бурелом и гордо реяла над прочими составляющими его личности.

Михаил удовлетворенно улыбнулся и прикрыл глаза, борясь с головокружением. Надо же было до такой степени свою совесть засушить, что для ее оживления потребовалось столько сил. Уж какой в комитете по здравоохранению жучара сидел, а до Семена Леонидовича ему было далеко. Вся встреча в офисе медиков продолжалась менее двух минут.

- Хочу предложить Вам прекрасные японские томографы!

- Да мы бы с радостью, но нам сверху спущен список дозволенных производителей. Если Ваших томографов в нем нет… - и тут совесть чиновника от медицины испугано шевельнулась, на первом же вранье обнаружив себя.

Михаил так ничего и не узнал о фиктивном списке дозволенных производителей. Уже через пятнадцать секунд он ушел, оставив чиновника на растерзание ожившей совести.

А Семен Леонидович у нас просто монстром бездушным оказался. Если бы Михаил вовремя не вспомнил про гипертрофированную любовь «наших людей» к своим детям, то глядишь, пришлось бы еще пару раз с ним встречаться.

- Вот, что, Миша, - тихо проговорил зам главы комитета по строительству, - ты забудь все то, о чем мы тут с тобой говорили. Лавочка закрыта. Больше не работает.

- До свидания, Семен Леонидович, - сказал Михаил, а про себя добавил: «Прощайте».

Выходя на улицу, он немного погадал о том способе самоубийства, который изберет чиновник. Повесится, отравится или, как большинство из них, на навороченной тачке во что-нибудь въедет. Все равно не угадаю, решил Михаил и направился к своей машине, которую пришлось оставить чуть ли не в двух кварталах от здания администрации.

Рядом с машиной ошивалась какая-то бабка. Михаил открыл водительскую дверь, а бабка радостно осклабилась.

- Пришел, сука! – громко объявила она и, помахав большой отверткой, пригрозила: - Будешь знать, как заграждать переход людям!

Михаил рванул вокруг машины. На пассажирской двери твердыми прямыми линиями было нацарапано: «СУКА». Богатая сука перегородила пешеходный переход народу, и народ ее за это наказал.

Старуха нырнула в подъезд и была такова. «Сама сука старая», - промычал себе под нос потерпевший и забрался в машину.

Ловить бабку Михаил не собирался. Во-первых, не представлял себе как, во-вторых, она была явно чокнутая, в третьих, машина была застрахована, и, в-четвертых, имелся знакомый страховой брокер, который за три тысячи сделает у гаишников или в ментуре нужную справочку.