Вот над скорчившимся колдуном, кутающимся в драный до невозможности плащ, склоняется его собственная дочь. Пренар считал её погибшей. Он завороженно смотрит на нее, не в силах пошевелиться.
Вдруг его Йунгри тычет колдуну в лицо веткой и тот теряет сознание. Ее растопыренные пальчики тянутся к сердцу чудина. Ноги сами выносят охотника из-за дерева и бросают вперед.
Нет никаких сомнений в её намерениях и роли в произошедшем.
На лице повернувшейся к нему дочки смешались радость узнавания и запоздалый страх. Руки его сами собой скинули на землю заплечный мешок, вынули мешочек харам травы и прижали к лицу Йунгри резко пахнущий сверток.
Дальше пришел черед мотка ивовый коры. Ею надлежало связывать ведьмам кисти и лодыжки.
«Но, его Йунгри. Она же шла по стопам бабки. По осени ее должны были отправить на воспитание к волхвам. Она должна была стать ведуньей деревни и оберегать их.
Что он сделал не так. Как недоглядел тьму в родном сердце.»
Ему страшно захотелось посмотреть ей в глаза. Найти там ответ. Хоть какой-нибудь ответ.
Еремей кажется закричал, когда Пренар опустил его на волокуши и контакт резко оборвался. Из его головы словно без предупреждения вырвали гвоздь.
Лицо корчилось, рот разевался, глаза ничего не видели, а уши не слышали. Постепенно прямо перед носом проступило непривычно обеспокоенное лицо жестокого охотника. Тот похоже впервые в жизни не знал, что сделать.
Постепенно боль прошла и Аз смог дышать ровнее, не хватая ртом воздух.
В голове улеглась буря рвущих душу чувств, достаточно, чтобы он смог внятно пожелать больше не пытаться угадывать ничьих мыслей. Оказалось, не только правда может ранить, но и процесс ее получения.
Отец маленькой ведьмы, тем временем, убедился, что колдун в порядке и с видом человека, идущего на плаху по доброй воле, закинул девочку себе на плечо.
Дальше Еремей видел только его спину и пальцы, судорожно сжимающие черенок длинной ветви, которую охотник приспособил под волокуши. Да еще где-то наверху болтались две маленькие девичьи пятки.
Аз не успел даже окончательно решить, насколько правильным было решение вмешаться в жизнь самой обычной, маленькой деревушки, как их скорбная процессия успела до нее добраться.
Пренар знал лес гораздо лучше и шел ходко, даже со скорбным грузом на плечах.
Послышались тревожные восклицания, почему-то сверху, с ветвей нависающего над ними дерева. Но Пренар даже не сбавил шага, и не посмотрел туда.
Он казалось ничего больше не замечал, кроме показавшегося за деревьями, деревенского частокола. Просто шагал и волок за собой ошалевшего от всего происходящего Еремея.
***
Над лесом плыло, проникая повсюду, вибрирующее женское пение.
Пели по очереди, каждый раз чуть меня тональность и высоту. Было в этом что-то от глубоких деревенских запевов.
Именно песня заставила Еремея очнуться. Приходил он в себя медленно и тяжело. В голове гудело, а по телу прокатывались волны слабости.
Слова были непонятными, но смутно знакомыми. Тревожные интонации вызывали отклик где-то в груди и против воли хотелось подпевать.
Вот уж чего Еремей никогда не умел. Вмиг вспомнились вечерние запевалки от бабушек и тетенек на семейных застольях. Аж уши закладывало, если оказаться слишком близко. А вот мужики даже в роду его деревенской родни никогда пением не баловались.
Он пытался толи не слышать, толи не слушать, но вибрации обладали неодолимой силой, и тоска уцепилась-таки коготками за душу. От нее сразу же необъяснимым образом заныли зубы.
Отвлечься с закрытыми глазами не получалось и пришлось их наконец открыть. Еще более узкие чем обычно, нечеловеческие зенки хмуро уставившись на окружающий мир. И тот полностью соответствовал настроению Аза.