Героический эпос народов СССР. Том первый

Криводушный, с черною злобою,
Брат Саргала, Хара-Зутан,
Говорит: "Попытаюсь, попробую
Я напасть на вражеский стан".
Так сказав, на синем коне
Из рядов он вырвался вдруг.
Муравьиного цвета лук -
За спиной, а спина - в броне.
Знал Саргал, что душа Зутана
Состояла из зла и обмана.
Он сказал тридцати и трем:
"В младшем брате не вижу опоры,
С ним погибнем, с ним пропадем,
Он погубит наш край и дом".
Тут пошли меж бойцами споры:
"Пусть пойдет!" - одни говорят,
А другие: "Ваш младший брат
Ни за что с врагами не справится,
Если он пойдет - обесславится!"

Но Хара-Зутан, лиходей,

Говорит, говорит без конца,
Уговаривает силачей.
Вот на синего жеребца
Он садится и скачет вперед,
А навстречу войско идет,
На страну Гэсэра нагрянув, -
Войско трех ненавистных ханов.

Это - многодеревный лес

Поднимается до небес,
Это движутся для боев
Муравейники муравьев,
Это - ветер сорвался с гор,
Это - шумный камыш у озер,
Это - буйное половодье,
Это - душных песков бесплодье,
Это - черный, густой туман!
Испугался Хара-Зутан,
Увидав, что за сила скопилась,
Сколько вражьих полков впереди.
Серо-пестрое сердце забилось
У него в дрожащей груди.
Стали гнуться короткие ребра,
Он забыл свое имя тогда, -
Лишь о черной душе, о недоброй,
Сразу вспомнил, не зная стыда.
Ждал нойон в неоглядном поле,
Чтобы ночь пришла потемней,
А дождавшись, напал на коней,
Что стояли в ночи на приколе.
Сто поводьев разрезал он,
Сто угнал скакунов нойон.

Услыхав об этом захвате,

Предводитель вражеской рати,
Осудил его Бируза,
Злым весельем наполнил глаза:
"Разве слабость для мужа опора?
Разве, если б он был сильней,
Он угнал бы, с повадкою вора,
Темной ночью наших коней?
Так не делает честный воин,
Званья мужа он недостоин!
Он - грабитель, разбойник, тать,
Надо вслед за ним поскакать,
Захватить его надо в плен!"
Два стрелка - Зургалдай-Мэргэн
И Бухэ-Саган-Маньялай,
Одержавшие много побед,
За нойоном Зутаном вслед
Сквозь ночной помчались туман.
Слышит, слышит Хара-Зутан,
Что все ближе во мраке ночи,
Настигают его враги.
У коня его стали короче
И беспомощнее шаги.
Своему покорясь бессилью,
И покрытый горячей пылью,
И от угнанных ста коней
Отделившись в притихшем поле,
С жеребца, что стрелы синей,
Соскочил он, дрожа до боли,
И в байбачьей скрылся норе,
В страхе думая о расплате.

Прискакали туда на заре

Два стрелка из вражеской рати.
Осмотрели они нору,
Разожгли дрова на ветру
В поле диком и нелюдимом
И окуривать стали дымом
Ту байбачью нору поутру.

Из норы долгоспящей твари,

Задыхаясь от дыма и гари,
Выползает Хара-Зутан
Он забыл свое имя и сан,
Он забыл о роде и племени!
Два стрелка, не теряя времени,
Потащили его за волосы,
В пыльном поле выдавив полосы,
И за голени взяли сухие,
Стали бить нойона с размаха
О сыпучие камни сухие.
Завопил он от боли и страха:
"Старика пожалейте седого!
Льется кровь, если режут скотину,
А когда убивают мужчину,
Пусть прольется из уст его слово!"
Так молил он, валяясь у ног
Двух стрелков из войска чужого
И облизывая песок.

Тут стрелки Зургалдай-Мэргэн

И Бухэ-Саган-Маньялай
Говорят: "Не кричи, не стенай.
Если слово имеешь - скажи,
Два имеешь - слова свяжи,
Все, что хочешь, скажи, кроме лжи, -
Или твой мы вырвем язык!"

Начал слово Хара-Зутан,

В чьей душе - навет и обман,
Начал брата чернить клеветник,
Чтоб спасти свою черную душу:
"Пожалейте меня, я старик, -
Обращается к двум стрелкам, -
Верьте, клятву я не нарушу,
Вам сполна за это воздам!

Мой племянник Абай-Гэсэр,

Тот гордец, что возглавил державу,
Ускакал на охоту-забаву.
Хоть и выехал он из дворца -
Тридцать три удальца-храбреца
Берегут его честь и славу.
Не пронзит их стрела, а меч
Удальцов не сможет рассечь.
Если стрелы кончаются в сече,
То без стрел стреляют их руки,
Тетива разорвется - так плечи
Превратятся в мощные луки!
Тридцати и трем крепкостанным
Храбрецам, что у нас в чести,
Только хитростью, только обманом
Вы сумеете смерть нанести.
Мне отдайте сто кляч захудалых,
На войне истощенных, усталых.
Дайте волю мне и коню.
Я обманывать вас не стану:
Этих кляч к богатырскому стану,
К тридцати и трем пригоню
И скажу, прибегнув к обману:
"Повернули три хана вспять,
Еле-еле спасли свою рать.
Посмотрите: их скакуны
Обессилены, истощены!"

Так людей отчизны своей

Я сочту ниже жизни своей,
Их мечта, что живет издревле,
Для меня - моей шкуры дешевле!
Над племянником-богатырем
Занесу я возмездия руку,
Отомщу тридцати и трем,
Обреку их на смертную муку!

К ним вернусь я с речью такой:

"Наступили мир и покой.
Свой наряд вы снимите бранный,
Спрячьте луки, спрячьте колчаны,
Наши дни теперь не тревожны,
Спрячьте сталь смертоносную в ножны,
Не скачите в железной броне!"
Храбрецы, доверившись мне,
Скажут: "Скатерти мы расстелем!"
Будут пить, наслаждаясь весельем,
До беспамятства, до глухоты.
Вот тогда-то, сраженных хмелем,
Я вам выдам богатырей.
Только действуйте побыстрей:
Приходите условной порою,
И ворота я вам открою!"

Черен помыслом, черен душой,

Двух стрелков из рати чужой
Так молил он, валяясь в пыли.
Два стрелка, не веря слезе,
За два уха его повели
К предводителю, к Бирузе.
С речью льстивой, с низким поклоном
Криводушный Хара-Зутан
Пред могучим предстал нойоном,
Возглавлявшим вражеский стан.
Повторил он подлое слово:

"Наших воинов обману:

"Время мира настало снова!" -
Все напьются вина хмельного -
И тогда вторгайтесь в страну.
Снимут панцири, снимут шлемы
Наши тридцать и три храбреца.
Я открою ворота дворца.
Будут глухи и будут немы
Покорившиеся вину -
И тогда вторгайтесь в страну!

Ждите лучшего часа и мига:

Есть у брата священная книга.
Только глянет мой брат Саргал
В эту желтую книгу священную,
Чтобы правду узнать сокровенную, -
Повернитесь всей гущей ратной,
Поскачите стезей обратной,
Не оглядываясь в дороге,
Чтоб развеять его тревоги,
Чтобы сразу был успокоен
Проницательный старый воин".

Так нойон, изменивший стране

И погрязший в своих преступленьях,
Пред врагом стоял на коленях,
Возвышался тот на коне,
А предатель, стоя внизу,
Умолял и просил Бирузу.
Вражьих полчищ ответил глава:
"Произнес ты со смыслом слова.
Сто коней у нас отбери,
Пусть побоище будет устроено,
Пусть погибнут тридцать и три
Удалых Гэсэровых воина!"

Криводушный Хара-Зутан

Выбрал сто захудалых коней,
На войне усталых коней,
По земле, как будто в болоте,
Сто едва ползущих теней,
Сто имен без души и плоти,
И в родные места их погнал.
Вот он стана достиг боевого.
Перед ним - его брат Саргал,
Что смотрел на него сурово,
Перед ним - все тридцать и три.
Он сказал им: "Богатыри,
Вы - родного края основа!
Время мира настало снова,
Время пира, время потехи.
Боевые снимите доспехи,
Вам не нужно стрел и колчанов!
Трое грозных вражеских ханов
Повернулись к сраженью спиной,
Потесненные в битве со мной!
Обессилев, боясь погони,
Ускакали их кровные кони,
И воители трех властелинов
Убежали, оружье раскинув
Посреди равнины степной,
Позабыв, что пришли с войной.

Начинайте праздник счастливый!

Скакунов с шелковистою гривой
На зеленый пустите покров.
Отберите из табунов
Самых вкусных и самых жирных.
Будем гнать арзу и хорзу.
День пришел - и развеял грозу,
День пришел для радостей мирных!"

Многомудрый Саргал-нойон

Со вниманием слушал брата,
Но ему не поверил он:
Подозреньем душа объята.
Он сказал тридцати и трем:

"Только правильный путь изберем!

Быстро скачет порой собака,
Но она не скакун, однако, -
У того, чья душа крива,
Только кривдой полны слова.
Вы не верьте Хара-Зутану,
Вы не верьте его обману!
Три властителя Желтой страны,
Что нагрянули для разбоя,
Распахнув ворота войны,
Не уйдут отсюда без боя,
Так легко не вернутся назад.
Справедливо у нас говорят:
"Кто виновен - дождется суда,
Кто соврет - умрет от стыда!"

Всей душой негодуя черною,

Чуть не плача, Хара-Зутан
Отвечает с обидой притворною:
"Если слово мое - обман,
Загляните в книгу священную,
Чтобы правду узнать сокровенную!"

Вот, умом постигший вселенную,

Раскрывает нойон Саргал
Желтоликую книгу священную...
Долго всматривался, искал -
И увидел: три злобных хана,
Повернув скакунов нежданно,
Верховых повернув поток,
Удаляются на восток...