- Да, - самодовольно усмехается он, отправляя себе в рот маленький хот-дог, который давно уже валялся на его бумажной тарелке. - Это такой парадокс. Ты можешь только бороться с собой, применяя силу воли и доверия к своему стоячему хую, так было во все времена. Лучше позволь ему трахнуть все свои заботы, юный Скайуокер. Блядь, - вдруг осознает он, - ты мне еще и приплатишь за такой совет, другому парню я бы этого за так не рассказал. Слава Богу, ты такой заебанный, что утром ничего не вспомнишь.
Я понимаю, что этот парень на целые века старше нас. Мы - просто тупые маленькие мальчишки.
- Блядь, откуда ты все это знаешь?
- Меня жизнь хорошо научила. Опыт, наблюдение. Я вижу и слышу, даю волю всему своему диапазону эмоций, - объявляет он, ставит бокал на стойку бара и гордо уходит от меня.
Видимо, для него сегодня особый день, день его триумфа, но здесь мои размышления прерывает Норри Мойез, который подходит ко мне и заводит разговор о Каррен. Кажется, он ненавидит этих крыс так же, как и я, потому что они заебывают его в жилищной ассоциации относительно своего места в очереди. Мы быстренько придумываем план мести и радостно хохочем от добрых предчувствий.
Потом я нахожу Билли, он слоняется по залу с каким-то гнусным блеском в глазах. Он разговаривает уидживскими родственниками провожает Маргарет и Олли Карренов. Норри замечает это и тихонько исчезает.
- Как ты, брат? - спрашиваю.
От Билли воняет виски.
- А ты что, нового бойфренда себе нашел уже?
Во мне взрывается ярость, но я держу себя в руках. Я поднимаю глаза вверх:
- Держи себя в рамках приличий. Поддержи семью.
Мы оба замечаем, что к нам приближаются Фиона и худющий Джефф.
Если он утомил ее ...
- Ах ты бухая дрянь ... - вырывается у меня. Но я сдерживаюсь. - Ты - просто фантастичен! - говорю я ему.
- Что ты сказал? А? - закричал он.
Все пялятся на нас и подтягиваются ближе.
- Ничего такого, говорю, ты просто чудо, - равнодушно объясняю я.
- Марк ... - умоляет Фиона, хватая меня за руку.
Шэрон спрашивает Билли:
- Что не так, Билли, почему ты кричишь на Марка? Это же похороны Дэйви, Билли!
- Я и сам не понимаю, почему он из себя выходит, - протестую я с широко открытыми глазами, сама невинность.
Подходит Бэгби; его стеклянные глаза свидетельствуют о том, что он уже изрядно выпил, но ведет он (временно) трезво и умеренно. Упрек в его мрачном взгляде заставляет Билли заткнуться. Чарли и Даг забирают куда-то моего старшего брата, последний осуждающе смотрит на меня, грустно качая головой. Мне хочется рассмеяться, когда я вижу его тупую рожу. Вместо этого я подмигиваю Франко (люблю я этого подонка? Конечно, да!), беру пиво, спрыгиваю со стула и ручкой звонко стучу по бокалу:
- Пожалуйста, все, послушайте меня!
На меня смотрят со всех сторон, повисает тишина все, сцена моя
- Мы с малым Дэйви ... - говорю я и смотрю на изумленных родителей и старшего брата, - несмотря на его серьезную болезнь, имели особые отношения.
Я улыбнулся разъяренному Билли и продолжил:
- Мама с папой обеспечили ему нормальную жизнь, какую только могли; они всегда любили его, заботились о нем и, несмотря ни на что, желали лучшему для него. Он всегда приносил смех и радость в нашу жизнь. Такая страшная потеря! - добавляю я и прерываюсь, чтобы лучше рассмотреть стыд на высокомерном покрасневшем лице Билли. Вдруг мне хочется спать. Прямо здесь. Поэтому я глубоко вздыхаю, поднимаю бокал и объявляю:
- Выпьем за малого Дэйви!
Все присутствующие едва сдерживают слезы и выпивают, хором повторяя:
- За малого Дэйви!
Я счастливо падаю со стула в руки Фионе, и, ебать меня во все дыры, у меня на глазах проступают слезы, когда я вижу гордость и любовь в печальном взгляде мамы и папы.
Заметки об эпидемии №2
В правление лейбористов во главе с Джеймсом Калагани (1976-1979 гг.) инфляция и безработица выросли до рекордного послевоенного уровня.
Консервативная партия выдала агитационный плакат в духе времени, на котором изображены едва живые граждане, которые ожидают в бесконечной очереди, и слоган: «РАБОЧИЙ КЛАСС НЕ РАБОТАЕТ!».
После избрания Маргарет Тэтчер на пост премьер-министра весной 1979 гадауровень безработицы колебался между 1,2 млн и 3,6 млн, и в течение трех лет оставался на отметке около трех миллионов до 1986 года.
В тот же период уровень застойной безработицы превысил отметку в один миллион.
По оценкам специалистов, конкурс на одну вакансию составлял тридцать пять человек.
Тогда же произошла замена полной занятости работой на неполный рабочий день и курсами в колледжах (часто вечерними) для якобы «переподготовки» кадров, чтобы они соответствовали требованиям нового экономического порядка.