– Изначально, – как всегда, без малейших пауз продолжал вещать фюрер, – гранитная плита представляла собой идеальное по космоэнергетической проводимости Место Силы. Поэтому Высший Разум решил воспользоваться им в качестве Миграционного Монадического Портала Мироздания. Это было очень давно, когда Земля еще представляла собой идеальное Божественное Творение и была Совершенным Планетарным Логосом.
Ева смотрела на фюрера глазами, полными ужаса и удивления. Она не понимала ни слова, но свято верила в историческую миссию своего возлюбленного. Едва ли и сам Гитлер до конца понимал классическую абракадабру космогонии, вызубренную им с прилежностью средневекового школяра со слов ученых-астрологов. Выражение его лица в этот миг напоминало то безжизненную гранитную плиту, то маску самоубийцы, уже выпившего яд и только тут постигшего всю фатальную неотвратимость содеянного.
– К сороковым годам двадцатого века, – уже глядя сквозь Еву, шаманствовал Гитлер, – высшая космическая структура Миграционного Монадического Портала Земли находилась в состоянии упадка и запустения, потому сам Портал был законсервирован сразу же после Грехопадения Земли и Человечества. Но его тонкоматериальная и каузальная структура продолжала существовать. Именно эта структура должна быть преобразована для реализации моих грандиозных замыслов! Мои оккультисты, маги и эзотерики, монахи Черномонашеского ордена с Тибета, здесь, в «Вервольфе», воссоздали уникальную по силе тонкоматериальную инфраструктуру, которая позволяет притягивать и аккумулировать колоссальные космоэнергии!
Выпалив все это, Гитлер болезненно сморщился, вздрогнул всем телом и, все еще сжимая в ладонях голову Евы, вдруг абсолютно буднично спросил ее:
– Шатц! Ты что-то хотела мне сказать?
Пораженная столь неожиданным перевоплощением этого страннообразного, но горячо любимого ею человека, Ева сперва смешалась, а затем припомнила жутко смешную историю из жизни в Оберзальцберге.
Как-то после того, как Гитлер ушел к себе отдыхать, Шпеер, Геббельс, Шлеминг и сестра Евы Ильзе, сидя за карточным столом, вопреки категорическому запрету фюрера закурили. Неожиданно Гитлер, как злой дух, снова возник в гостиной. Сигареты мгновенно исчезли, а Ильзе впопыхах села на пепельницу, куда секундой раньше положила недокуренную сигарету.
Эта пикантная деталь не ускользнула от сверхпроницательного Гитлера. Он встал возле Ильзе и попросил объяснить ему правила игры. Поджариваясь на медленном огне, Ильзе детально раскрыла фюреру все тонкости покера. Ехидно улыбнувшись, Гитлер ушел.
– И знаешь, милый, – уже самозабвенно тараторила Ева, – о чем я спросила Ильзе на следующий день? Не прошли ли у нее пузыри от ожогов на попе!
И, весело хихикнув, совершенно не к месту добавила:
– Ади, ты всегда относился к женщинам так трогательно и прощал им их маленькие слабости!
Польщенный Гитлер неловко прижал ее голову к своей груди.
– Ты права, Чапперль! Женщины – моя слабость! Недавно я был ужасно возмущен, узнав о мягком приговоре, вынесенном судом убийце женщины. Я всегда считал убийство женщин и детей особенно подлым делом! Если наши суды и дальше будут выносить такие приговоры, я намерен создать соответствующий имперский закон и послать министерство юстиции ко всем чертям!
Он выпустил из объятий Еву и сделал шаг назад. Глаза его, только что безмятежные и доброжелательные, стали наливаться неестественным светом.