Гертруда

– Простите, – ласково сказал он. – У вас сама болезнь, а не распространенная карикатура на нее. Но средство для ее лечения действительно существует. Ведь это одно воображение, что нет мостов между «я» и «ты», что каждый идет своим путем, одинокий и непонятый. Наоборот – то общее, что есть между людьми, гораздо значительней и важнее, чем то, что у каждого отдельного человека свое и чем он отличается от других.

– Возможно, – сказал я. – Но что пользы мне это знать? Я не философ, и мое страдание состоит не в том, что я не могу найти истину. Я не стремлюсь быть мудрецом и мыслителем, а просто хочу найти возможность жить немножко спокойней и легче.

– Так попробуйте! Не надо штудировать книги и строить теории. Но пока вы больны, вы должны верить врачу. Будете верить?

– С удовольствием попробую.

– Хорошо. Если б вы были больны только физически и врач посоветовал бы вам принимать ванны, или пить лекарство, или поехать к морю, то вы, возможно, и не поняли бы, почему то или иное средство должно вам помочь, но непременно послушались бы и попробовали его применить. Поступите точно так же с тем, что я вам посоветую! Научитесь какое-то время больше думать о других, чем о себе! Это единственный путь к спасению.

– Но как же мне это сделать? Каждый ведь думает прежде всего о себе.

– Это вам надо преодолеть. Вы должны выработать в себе некоторое равнодушие к собственному благополучию. Должны научиться думать: что за важность во мне самом! Для этого годится только одно средство – вы должны научиться любить кого-то так, чтобы благо этого человека было для вас важнее вашего собственного. Я отнюдь не имею в виду, что вам надо влюбиться! Совсем наоборот!

– Понимаю. Но на ком же мне попробовать?

– Начните с близких – с друзей, родных. У вас есть мать. Она понесла тяжелую утрату, чувствует себя одинокой и нуждается в утешении. Заботьтесь о ней, не оставляйте ее и попытайтесь стать ей в чем-то полезным!

– Мы не очень хорошо понимаем друг друга – я и моя мать. Едва ли это получится.

– Да, если вашей доброй воли на это не хватит, то, конечно, не получится! Старая песня о непонятости! Не надо все время думать о том, что тот или этот не вполне вас понимают и, может быть, не вполне к вам справедливы! Вы должны сперва сами попытаться понять других, доставить радость другим, быть справедливым к другим! Сделайте это и начните со своей матери! Понимаете, вы должны себе сказать: жизнь мне все равно опротивела, так почему бы мне не попробовать такой способ! Любовь к собственной жизни вы утратили, так не щадите ее, взвалите на себя какое-то бремя, откажитесь от толики удобств!

– Я попробую. Вы правы, мне все равно, что я делаю, так почему бы не сделать то, что вы советуете?

Что тронуло и поразило меня в его словах – это их совпадение с тем, что мой отец в нашей последней беседе с ним преподнес мне в качестве житейской мудрости: жить для других и не так уж считаться с собой! Это учение прямо противоречило моему жизнеощущению, к тому же оно отдавало катехизисом и наставлениями перед конфирмацией, о которых я, как всякий здоровый молодой человек, думал с отвращением и презрением. Но в конце концов речь шла не о взглядах и мировоззрениях, а о вполне практической попытке сделать тяжелую жизнь более сносной. Я хотел эту попытку предпринять.

С удивлением смотрел я в глаза человеку, которого никогда не принимал всерьез, а теперь признал как советчика, даже как врача. Но казалось, у него на самом деле есть что-то от той любви, какую он мне рекомендовал. Казалось, он разделяет мое горе и искренне желает мне добра. Чутье и без того уже подсказало мне, что понадобится принудительное лечение для того, чтобы я снова обрел возможность жить и дышать, как другие. Я думал о долгом одиночестве в горах или о дикой загруженности работой, теперь же я предпочитал послушаться моего советчика, ибо мой собственный опыт и моя мудрость иссякли.

Когда я открыл моей матери, что не намерен оставлять ее одну, а надеюсь, что она переедет ко мне и разделит жизнь со мной, она печально покачала головой.

– Что ты придумал! – отмахнулась она. – Это не так просто. Я держусь за мои старые привычки и не могу начинать все сначала, а тебе нужна свобода и незачем брать на себя такую обузу.

– Мы могли бы все же попробовать, – предложил я. – Возможно, дело пойдет легче, чем ты думаешь.