Гертруда Белл. Королева пустыни

Обратим внимание, что само описание расправ над пленными, как турками, так и арабами, данное самим Лоуренсом, полно таких подробностей, которые действительно выдают определенные садистские наклонности автора. Которые, впрочем, быть может, проявились только на бумаге, а не в жизни. Не забудем все-таки, что «Семь столпов мудрости» – это художественное произведение, сильно беллетризованные мемуары, а не документальный источник. Когда Герберт Уэллс наивно утверждал, что эта книга является великим человеческим документом без всякой претензии быть произведением искусства, Лоуренс возразил ему, что, наоборот, «Семь столпов мудрости» написаны с «громадными претензиями» на искусство и отнюдь не являются человеческим документом вроде «Анабазиса» Ксенофонта. Настоящих же документов об арабском восстании против турок сохранилось мало, и в своем большинстве они не опубликованы. У повстанцев не было канцелярии, да и у турок штабная служба была поставлена из рук вон плохо. К тому же турецкие документы в арабских землях стали трофеями войск Антанты и арабов и в значительной мере не сохранились, а сохранившееся в подавляющем большинстве не опубликовано до сих пор. Реалии же партизанской войны были таковы, что пленных частенько не брали и арабы, и турки. Повстанцам пленных просто негде было содержать. Не возить же их с собой по пустыне, тратя на них и без того ограниченные запасы воды и продовольствия, да еще рискуя, что они могут убежать и предупредить своих о приближении отряда. Турки же убивали повстанцев, не щадя ни женщин, ни детей, как в отместку за расправу над своими пленными, так и потому, что в истреблении арабского населения видели единственный путь подавления восстания с возможной последующей тюркизацией территории, разумеется, в случае удачного для Стамбула исхода войны. И можно не сомневаться, что Лоуренс не раз был свидетелем убийства пленных. Но он предпочел в своей книге описать лишь один такой случай, представив его в качестве исключительного и в целом не характерного для арабских повстанцев, сражавшихся под его началом. Брат Лоуренса Аравийского, Арнольд Лоуренс, тоже нисколько не сомневался, что Томас в сражении при Тафасе действительно отдал приказ не брать пленных. Но он оправдывал его тем, что брат тогда потерял контроль над собой, потому что разделил ярость арабов, а затем искренне страдал из-за этого. Однако в описании резни при Тафасе какие-либо страдания автора «Семи столпов мудрости» не просматриваются. Да и вряд ли Лоуренс вообще мог запретить арабам резать их врагов, не рискуя потерять свой авторитет у повстанцев.

А Киркбрайд считает, что бессмысленно обсуждать, «имел ли Лоуренс садистские наклонности или просто любил убивать, что далеко не всегда одно и то же… Т. Э. Л. испытывал ужас перед кровопролитием, и именно поэтому он был склонен нагромождать страдания в эпизодах «Семи столпов мудрости», описывающих смерть и раны, а не потому, что любил смотреть на страдания других».

Поэтому можно доверять свидетельству генерал-майора Джорджа Джеймса Рэнкина, командовавшего 4-м полком австралийской легкой кавалерии, так описавшего свое столкновение с Лоуренсом в Дамаске: «Если Лоуренс и не был садистом, то по крайней мере не пытался контролировать первобытную жестокость того арабского отребья, которое пошло за ним, купленное золотом Министерства иностранных дел. Именно по этой причине я однажды угрожал пристрелить Лоуренса. Вскоре после того, как 4-й полк легкой кавалерии вошел в Дамаск (арабы впоследствии утверждали, что это были их войска), мой полк вызвали, чтобы помешать учиненным арабами Лоуренса грабежу и резне. Я послал сержанта-майора Робертсона установить пулемет Гочкиса на улице Джамала Паши, где происходили некоторые из самых худших инцидентов, отдав приказ застрелить каждого араба, который откажется уняться. Лоуренс, театрально разряженный в шелковые одеяния, в расшитом золотом головном уборе арабского шерифа, заносчиво выразил недовольство тем, что мои люди стреляют по его арабам. Я пригрозил застрелить его самого, если он не предпримет никаких попыток их контролировать. Когда я думаю о том, что войска шерифа Мекки натворили в Дамаске и других городах, я порой жалею, что не застрелил». Конечно, тут был и спор о приоритете, кто первым вошел в Дамаск. Лоуренс настаивал, что он с арабскими повстанцами, а Рэнкин, естественно, отдавал пальму первенства своим австралийцам. Но в чем можно не сомневаться, так это в том что арабы в Дамаске вели себя далеко не образцово, рассматривая город как свою военную добычу.