Турция отказалась признать обязательным арбитраж Лиги наций, последняя запросила Гаагский трибунал выяснить, устанавливает ли Лозаннский договор обязательную силу за решением Совета Лиги наций по мосульскому вопросу для обеих сторон. Постановление Гаагского трибунала признало обязательным это решение. Турция, заявив об отклонении обязательного арбитража, все же послала вновь свою делегацию в Женеву. Между тем, в феврале 1925 года в Турции началось восстание курдов под руководством шейха накшбенди Саида, которое, правда, турецким властям удалось достаточно быстро подавить. Кемаль был уверен, что Лондон спровоцировал восстание курдов, чтобы показать Лиге Наций, что курды не хотят турецкого суверенитета в Мосуле, и что только Англия должна контролировать этот регион. Он не оставлял надежд возвратить Турции часть из османского наследства. После победы над греками в 1922 году он заявил в интервью газете «Фигаро»: «Мы требуем себе все территории, которые пока остались вне нашего контроля и которые являются чисто турецкими». На просьбу уточнить, о каких именно турецких землях идет речь, турецкий лидер ответил: «Фракия до Стамбула и Марицы, Анатолия, район Мосула и половина Ирака».
Даже после достижения соглашения о Мосуле Кемаль не оставлял своих претензий. Так, уже после смерти Белл, в сентябре 1932 года в беседе с американским генералом МакАртуром в Анкаре он подтвердил: «Даст Бог, если буду живым, Мосул, Киркук и Острова Эгейского моря возьму обратно». Но этой мечте не суждено было сбыться.
16 декабря 1925 года Совет Лиги наций вынес решение, устанавливающее границу между Турцией и Ираком в основном по Брюссельской линии. Англии был дан шестимесячный срок для заявления о своем согласии продлить мандат на Ирак на 25 лет и предлагалось заключить с Турцией соглашение об экономических отношениях и о статусе Мосула. Привлекательная возможность включения Мосула в состав Ирака склонила даже наиболее крайних противников британского господства на продление английского мандата сроком на 25 лет, о чем и был подписан (13 января 1926 года) соответствующий англо-иракский договор.
Уступая давлению западных держав, турецкое правительство фактически капитулировало. Турки хотя и заявляли устами Кемаля, что, «если Турция будет вызвана на бой, она сумеет поднять перчатку», и не скрывали концентрации своих войск на границе, но вести войну из-за Мосула были не в состоянии. Не рискуя ввязываться в новый вооруженный конфликт, Кемаль санкционировал отказ от Мосула. Под давлением западных держав Турция подписала договор 5 июня 1926 года. Он предусматривал, в частности, что «турецкие и иракские власти откажутся от всяких сношений, имеющих официальный или дипломатический характер, с главарями, шейхами или иными членами племен, гражданами другого государства, находящимися в данное время на территории другого государства. Они не будут терпеть в пределах пограничной зоны каких-либо организаций пропаганды или собраний, направленных против одного из обоих государств». Иракское правительство обязалось в течение 20 лет уплачивать Турции 10 процентов доходов от добычи нефти в Мосульском нефтеносном районе. Граница прошла в основном по Брюссельской линии с небольшими коррективами в пользу Турции. Мосул остался в Ираке. Вместо 10-процентной доли нефтяных доходов Турция могла получить единовременную денежную компенсацию в 500 тысяч фунтов стерлингов.
Вынужденный отказ от Мосула до сих пор оценивается многими турецкими историками и публицистами как крупнейшая территориальная и экономическая потеря Турции. Тем самым Турция лишилась возможности стать крупной нефтедобывающей страной. Сегодня она обеспечивает свои растущие потребности в нефти за счет внутренних ресурсов лишь на 10–15 %, причем из региона, находящегося в непосредственной близости от Мосула и Киркука – главных нефтяных месторождений, оставшихся в Ираке.
Британская дипломатия, и Белл в том числе, достаточно хитроумно связала вопрос о Мосуле с продлением британского мандата на Ирак. Тем самым временно была притушена оппозиция этому мандату в Ираке.
Июньское соглашение справедливо рассматривалось как победа Англии и Ирака. Поэтому столь пышными были торжества в Багдаде. Но, несмотря на веселье, царившее на банкете, присутствующие отметили: сподвижница монарха была явно в дурном расположении духа. Торжество ее не радовало. Гости заметили отсутствующий взгляд Гертруды, и с этого дня она больше никого не принимала.