Герцль. Жаботинский

«Если случится так, — писал он в августе 1896 года Давиду Вольфзону, что сионисты меня одолеют, я просто все брошу. Стало быть, евреи недостойны моих мучений». А в свой дневник в середине декабря он записал; «Я чувствую себя вымотанным. Мне все чаще кажется, что движение иссякает. Я абсолютно уверен в реальности наших планов, но не в силах преодолеть начальные трудности».

Его депрессия усилилась еще больше, когда при медицинском обследовании у него был диагностирован порок сердца. Нет сомнения в том, что волнения, связанные с «Еврейским государством», и частые конфликты в «Новой свободной прессе» повлияли на его здоровье. Нарастающая подавленность вызвала у него предчувствие близкой смерти. В феврале 1897 года он решил написать свое «литературное завещание». Следует быть готовым к смерти, — говорится в его последней воле. — Я не хочу пробавляться общими фразами. Будущее яснее, чем настоящее, покажет, чем я был для евреев… После смерти мое имя приобретет большую весомость… Я полагаю, что всегда, с тех пор, как начал писать, я действовал как человек чести. Я никогда не торговал своим пером и не допускал, чтобы оно было движимо низостью или хотя бы кумовством.

Моя последняя воля может обнародована. Даже после моей смерти не найдется человека, который уличил бы меня во лжи».

БАЗЕЛЬСКИЙ КОНГРЕСС

Несмотря на разногласия, в январе 1897 года у Герцля созрел план созвать «Всеобщий конгресс Сиона». Это решение вызвано было необходимостью организовать массы. По этому случаю сионисты всех направлений должны были собраться изо всех стран, чтобы познакомиться и обсудить свои воззрения. Одновременно план по решению еврейского вопроса следовало представить мировой общественности. Однако подготовительная конференция в Вене в начале мая не принесла результатов: расхождения во мнениях участников конференции были слишком велики. Герцль настаивал на «Всемирном конгрессе сионистов», а другие участники обсуждения — всего лишь на «Конференции палестинских объединений». Дошло до острого спора, в ходе которого сионисты-филантропы, такие как Бамбум и Хильдесхаймер, дистанцировались от Герцля и его целей. Они заявили о своем выходе из комиссии, поскольку их взгляды не совпадали со взглядами Герцля. Они готовы были обсуждать практическую работу, колонизацию, но не публичное рассмотрение еврейского вопроса. Однако именно это было для Герцля наиболее важным. В письме, переданном, Хильдесхаймеру для публикации в его «Еврейской прессе», он резко полемизировал со своими противниками, не подвергая сомнению их самоотверженности и бескорыстия. Письмо заканчивалось уверенным утверждением: «Конгресс состоится. Это сейчас самое главное, и так оно и будет».

Сопротивление в собственных рядах еще больше укрепило Герцля в его миссии. Он также все больше укреплялся во мнении, что конгресс необходимо провести. Нападки усиливались. Началась травля Герцля и его плана. Многие возмущались тем, что Герцль намерен обсуждать еврейский вопрос перед всем миром и тем самым публично признает правоту антисемитов, считающих, что евреи — это народ, а не просто религиозное меньшинство. На этой позиции стояли прежде всего такие либеральные раввины как Адлер, главный раввин ашкеназской общины в Лондоне, но также и Гюдеманн, верховный раввин Вены, которых Герцль вначале считал сторонниками своего дела, в то время как они стали его оппонентами. Оба они опубликовали в еврейских газетах резкие протесты. Возражения Герцля становились все жестче, его статьи в газетах, которыми он отвечал на нападки «раввинов-протестантов», — все язвительнее.

Публикация ответных статей Герцля зависела от благоволения «Австрийского еженедельника». Они не всегда принимались в печать. Поэтому в мае он решил основать собственный еженедельник. Он назвал его «Мир». Уже 4 июня 1897 года появился первый номер, начинавшийся программными словами: «Наш еженедельник — это «еврейский листок». Далее говорилось: «Мы выбрали эти слова, звучавшие до сих пор как ругательство, и хотим, чтоб отныне они стали словами чести». Газета должна была говорить, о прошлом, настоящем и будущем, информировать с помощью корреспонденций со всего мира о положении евреев и прежде всего о развитии сионистского движения. В программе содержалось также требование «убежища, обеспеченного международным правом» — позднее оно было принято на Базельском конгрессе как центральная формула. В качестве издателя выступил Пауль Нашауэр, зять Герцля. Имя Герцля не должно было появляться в выходных данных, поскольку это означало бы разрыв с «Новой свободной прессой».